— Раз мы партизаны, так надо партизанить! — кричал Ю, лежа в двуколке.
Он высовывал голову из-под брезента, подолгу глядел на небо и растерянно качал головой.
Ночевали у разрушенной кумирни, без огня. Все время ехали арбы, бежали пешие. На рассвете подъехал Чэн со своим штабом.
Он сел на камень у фанзы, закрыл руками голову и долго оставался в молчании Пробежавшие пешие вернулись назад и помчались вдоль ручья, крича, что впереди бой и все они в мышеловке.
— Сыграли в подкидного, — сказал Ю, вставая и размахивая руками чтобы прогнать усталость.
Фанза между тем наполнилась людьми. Входили и оставались в ней раненые, съезжались командиры рассыпавшихся частей.
Ординарцы комкора подтягивали подпруги и громко похлопывали лошадей по крупам, как бы намекая, что они давно готовы в дорогу, но ехать было некуда.
Так — без дела, без мыслей, в оцепенении — прошел день. В конце его адъютант Чэна предложит всем разойтись поодиночке.
— Да, — ответил Чэн, не двигаясь с места. — Идите.
Кое-кто быстро исчез, но Чэн, Ю Шань и Тай Пин остались в кумирне, одни в ночной тишине проигранного сражения. Небо было спокойно, мертво.
Спали по очереди. Проснувшись, сидели молча, курили, подолгу глядели на шоссе ручьем. Дорога была пустынна. Последний человек проскакал в начале ночи. Со стороны города слышались осторожные свистки паровозов, звон буферов и удары молота по рельсовой стали, японцы торопились с ремонтом. Стрельба у города не утихала.
Утром проковылял раненый мальчишка из отряда Тай Пина, с обрывком ремня, впившегося в шею.
— Они там вешают живых и мертвых! — крикнул он. — В плен не берут.
Он пробежал, и стало еще тише и беспокойнее вокруг.
Иногда Ю подползал к двери и осторожно прислушивался. Никто не спрашивал, что он видит и слышит. Вдруг он ахнул и двинулся на четвереньках вниз, к ручью.
— Скорей, за мной!
Над серым утренним полем, еще скомканным рассветною мглой, быстро и бесшумно, один за другим, садились парашюты.
Их было много. С лихой и таинственной ухваткой фокусников, которые долго разучивали опасность, прежде чем показать ее, люди опускались на землю, скатывали шелк и легко разбегались в разные стороны.
Ю был уже возле них.
— Ой! — крикнул ему один из парашютистов. — Anata dare tachi desu ka? (Кто это? Откуда?) — И не спеша вынул из кобуры маузер.
— Свой, свой! — негромко ответил Ю— Вон там, в фанзе, еще люди. Где начальник разведки?
Чэн и Тай Пин стали перебираться через ручей. Тот парашютист, что окликнул Ю Шаня, глядел на них и показывал маузером, куда им идти.
На поле виднелось уже человек полтораста бойцов авиадесанта. Одни из них расстилали полотняные знаки, другие, волоча за собой пулеметы, разбегались по сторонам. Ю Шань стоял возле командира разведки. Это был тот самый Чаенко, который когда-то читал Белинского по складам и потом интернировал партизан Ю Шаня у колхоза «25 Октября». Он глядел сейчас на Ю Шаня со сдержанным любопытством, намереваясь заговорить и все время отвлекаясь делом.
Парашюты между тем все приземлялись, но они были теперь больше размером, иногда двухшатровые, и несли на стропах танкетки, броневики и пулеметы. Люди, прибывающие на землю, дули на руки, терли носы и грелись, подпрыгивая на месте.
— Высоко, однако, высаживались, — уважительно сказал Ю. — Туман большой, верно? Как бы не помешал высадке.
— Не помешает, — ответил Чаенко, глядя, как люди перехватывали на лету спускающийся броневичок, мгновенно заводили мотор и выезжали на дорогу, и прислушивался к звукам в небе.
Вот оно сразу загудело. Показались бомбардировщики. Они садились один за другим, мгновенно выбрасывая из кабин людей в шинелях и шлемах, неуклюжие танки и тягачи с гаубицами. Освободившись от груза, аппараты тотчас улетали в воздух.
Люди выбрасывались из кабин самолетов.
Люди были в добротных сапогах и шинелях, с крепкими деловыми лицами, кажущимися темными от сизых шлемов. От них несло запахом хлеба и ваксы. Это была великая пехота большевиков. Чэн видел се впервые. Она потрясала простотой и силой. Чэн глядел на нее, сжав скулы, потому что слезы не даны мужчине для счастья, и долго не оборачивался к середине поля, хотя и слышал, что там что-то произошло.
Наконец, надо было обернуться. Невысокий человек, прихрамывая и растопырив руки, будто он собирался сейчас схватить Чэна да пояс, шел к нему, улыбаясь. На воротнике его шинели были знаки командира корпуса, как у Чэна.