Алексеев
На третью ночь мы опять пошли к мосту. Опять поднялись по рельсам, прошли на другой берег, видим, сидят белые в секрете, и думаем: «Что делать. Как их взять?» Двинулись по обеим сторонам насыпи, но до секрета дойти не удалось. Белогвардейцы нас заметили, несколько раз выстрелили и ушли к своим. Тогда мы продвинулись еще немного. У них в секрете в яме был телефонный кабель. Мы его забрали и пошли дальше, бросая гранаты. Идем и видим, что на нас движется белогвардейский броневик. Мы бросились назад, а броневик открыл по нас огонь из орудия и ранил двоих наших. На броневике горел прожектор и ярко освещал всю местность. А мы бежали и думали, что останемся в плену и нас замучают кадеты. Взбираться по рельсам на мост очень трудно, а броневик все время стрелял по нас шрапнелью. Но все же добрались мы к своим.
Третьяков
На четвертый день пошел я в заставу. За изгородью и до железной дороги тянулись окопы, очень мелкие, не больше четверти аршина. Посредине их мы выставили пулеметы. Взводный велел проверить их. Мы увидели белогвардейцев, шедших из деревни в окопы. Наводчик выпустил по ним половину ленты. Через несколько минут из окопов вылезли несколько солдат и пошли в деревню. Наш наводчик выпустил по ним остальную часть ленты. Показался врангелевский бронепоезд. Наша застава начала стрелять по нему залпами, но он подошел к самому мосту и начал бить по нас картечью. Мы прижались к земле и лежали так, пока бронепоезд не ушел. Тогда мы вскочили и стали торопливо рыть окопы. Уже отходя, бронепоезд выпустил еще один снаряд. Он попал в амбар и отбил у него один угол. Наступила ночь. Вскоре нашу заставу сменили.
На пятый день весь наш взвод сидел в хате. Третий взвод был в заставе. Топилась печь. Слышим, выстрел — недолет, другой — перелет. Снова выстрел, но разрыва я не слыхал. Вдруг рядом в комнате кто-то закричал. Мы бросились туда и увидели в соседней комнате — она была разбита — трех раненых товарищей. Со стен осыпалась вся штукатурка. На окне лежали наган и бритва.
Сундырев
Снова слышим — гул по земле идет. Вот еще, опять и все сильнее, сильнее. К нам в хату вбежали несколько красноармейцев, бледные, с испуганными лицами. За ними внесли раненых. Они стонут, и их стон наполняет нашу хату. Раненые все прибывают. Прибегают два фельдшера. Всего внесли к нам в хату 13 раненых и 5 убитых. Всех их оставили у нас до вечера. А ночью их увезли. Везти днем нельзя. Противник бил по каждому, кого лишь замечал.
Воскресенский
Вечером наш взвод опять пошел в засаду. Пройдя мост, вышли мы на насыпь, где противник заметил нас. Его броневик стоял от нас в ста саженях, но мы были не из робких и открыли по нему огонь из винтовок и начали бросать в него гранаты.
Над нами ослепительно сверкнул огонь и осколком снаряда ранило стоящего со мной товарища. Я перевязал его и повел обратно. Вскоре за нами вслед пришел весь взвод.
Трухин, Воскресенский
Наш третий батальон был расположен в четырех верстах правее станции Човгар. Перед нами было широкое пространство, залитое водою. Как только противник замечал наше желание перебраться к нему на берег или высмотреть его позиции, он тотчас открывал по нас огонь из орудий, но ни в кого не попадал. Однажды мы получили приказание выяснить, где находится наиболее отлогий спуск к воде. Где мы стояли, там берег был очень крутой и высокий. Вечером приехал помощник командира полка тов. Бакланов, привез с собою много лодок и приказал, чтобы разведчики 7-й и 9-й рот подготовили спуск лодок на воду и в ту же ночь произвели разведку.
Лодки спустить нам удалось, но трудились мы напрасно. Плыть на них было невозможно. Глубина воды не превышала четырех вершков.
На другой день Моисеев — комбат 3 — и Бакланов получили приказание во что бы то ни стало произвести разведку на противоположном берегу. Ночью были посланы конные разведчики, но переправиться вброд они не сумели. Дно было илистое, вязкое и засасывало лошадей. Одну лошадь утопили, а когда сделали попытку вытащить ее, стали тонуть люди.
Утрам противник заметил, что на нашем берегу лежат лодки, начал бить в них снарядами и вскоре превратил в щепы больше половины их. Потопленную лошадь поздно вечером нам удалось вытащить веревками, и мы ее съели. В те дни мы не получали хлеба и конину ели с удовольствием.
Тов. Бакланов послал донесение о всех им сделанных попытках переправы и в ответ получил подтверждение приказа любой ценою произвести разведку. Тогда тов. Бакланов ответил, что все, что можно было сделать, сделано, а больше никаких попыток перебраться он не предпримет, хотя бы его под суд отдали или расстреляли. На этом наши старания проникнуть к белым вброд закончились.