И стоя на звёздной меже,
Я был непривычно спокоен,
Как будто предвидел уже,
Что в жизни за высшее благо
Останется, сколь ни ряди,
Весёлая эта отвага,
И лучшего нет впереди…
…Не будет прощенья у Бога,
И память покуда жива —
Навстречу несётся дорога
И кругом идёт голова!
С темой Пути, решённой в традиционном образе дороги, пусть весёлой до головокружения, переплетается и тема Памяти об этом Пути, которая решена в высшей степени ново и глубоко, в стихотворении «Узелки на память». Лирический герой здесь вспоминает свой Путь (как принято в русской классике: проснувшись от жизни) и обнаруживает вдруг, что «не катится клубок неведомой тропой». Он вспоминает, он «шарит по траве ослепшею (вновь – ослепление! От чего? Не от любви ли? – И.Б.-А.) рукой» и обнаруживает, что «нить свернулась в жгут, вся – узел на узле, – И жгут они, и жгут, как уголья в золе!»
Не думаю, что высшим поводом к написанию этого пронзительного стихотворения послужила идея китайского дао – бесконечного пути, конец которого одновременно и начало: нет, В Бояринов – поэт русский, а нам, русским, и своей глубины в понимании Пути хватит. Перебирая жгучие узлы былого на путеводной нити, не проделываем ли мы свой Путь сызнова? От того Золотого Крыльца, на котором – Ты в лучах с птицами на плече? Разве не возвращаемся мы раз за разом к тому же Золотому Крыльцу? И в который раз уходя от него «по бездорожью», в который раз сознавая, что «все мы, все мы станем прахом», разве мы вновь и вновь не ценим неповторимую и высоко прекрасную, как «взмах журавлиных крыл», жизнь? («На взмахе»). Вся книга В. Бояринова наполнена гулом и трепетом жизни её полнотой и сложностью, стремлением постичь тайну её начал Вот темы, которые беспокоят зоркую мысль поэта: женщина, природа, Бог, Вера, лики любви, добро и зло, лики жизни и её суть, культура, Родина…
Темы всё неисчерпаемые, о которых поэты писали испокон веков – и о которых будут писать до тех пор, пока существует поэзия. Браться за такие темы и сказать при этом новое, неожиданное и истинное по плечу лишь опытному, искушённому и любящему человеку. Вот лирический герой смотрит на репинский «Портрет неизвестной»:Туманна за спиной небесная,
Снежком присыпанная даль.
Ещё скрывает «Неизвестная»
Неуловимую печаль.
Последней нежности растратчица
Очарования полна.
Отьедет конка – и расплачется,
И разрыдается она!
Не мудрость ли здесь? Не знание ли женщин? Не сочувствие ли, не понимание ли их, не любовь? И – вместе с тем – не культурный ли взгляд, не культурное ли ощущение этого потрясающе живого портрета, за которым – самоё жизнь? И я настаиваю на вопросе: а не отражён ли здесь, в таком понимании знаменитого портрета, тот образ Золотого Крыльца, с которого начинается всё в книге? Вопрос не праздный. Система образов в стихотворениях одного поэта, сведённых в единый сборник, не может быть случайной. Поразмышляй об этом, любезный читатель – дело стоит того.
Как не случайна каждая краска, каждый символ. Читая внимательно этот сборник, нельзя не заметить, например, особенного отношения автора к красному цвету – жаркому символу опять-таки всего жизненного, живого, огненного (стихотворения «Красный всадник», «Красная стрела», «Страх всегда надежды полон…», «Красная рубаха» и др.) Есть «золотое крыльцо», и есть «золотая колыбель» («Младенец русской славы»). Подобными символами наполнена книга. Символический строй этого сборника В.Г. Бояринова должен бы стать предметом серьёзного литературоведческого исследования. Дельная статья на эту тему была бы очень полезна любому молодому поэту, серьёзно относящемуся к своему призванию. Символ, если проникнуть в него всерьёз (который чаще всего у поэта рождается мгновением «высокого озарения», т. е. молненным прикосновением к истине) не меньше расскажет о жизни, чем слова, из которых стих сложен. На этом стоит мощь поэзии как способа познания мира. И В.Бояринов знает в этом толк.
Меня порадовало ещё одно качество этой книги, нынче почему-то крайне редко встречающееся у современных поэтов – разнообразие размеров, ритмов, рифмовки, интонаций – даже былинный напев есть в сборнике, стилистически безупречно выдержанный, даже народно-песенный строй! – наряду с классическим, идущим от Пушкина, Некрасова и Блока. Ничего необычного для В.Бояринова – поэта, которому доступна сегодня форма венка сонетов (см. сборник его переводов «Кавказский венец») здесь нет: ему естественно писать так, как поётся, и поддаётся любая форма. Сознаюсь, мне с каждой новой стихотворной книжкой становится всё неинтереснее читать стихи с убаюкивающей рифмовкой «а-б-а-б». Чаще всего встречается вечный, но какой-то несвежий ямб, всё тот же хорей, всё тот же анапест. Говорят досужие люди, будто эти размеры органичны для русского языка. Да для русского языка практически все известные размеры органичны! А вот молодому современному поэту органична лень! И, возможно, недостаточная образованность, низкая культура, бесчувствие к поэтическому слову.