На фоне сегодняшней молодой поэзии, во многом с душой вычитанной из книг, поэзия Владимира Бояринова выгодно отличается своей крепкой, жизненной основой, ставкой на жизнь. В этом смысле он прошёл хорошую школу мастерства в Литературном институте у такого крупного и щедрого поэта, как Егор Исаев, который в предисловии к книге очень верно почувствовал, основную, тягловую силу молодого таланта: «Эта поистине молодая книга написана не только профессионально, но и по любви – по любви к живому разговорному слову, но чувству жеста в слове и вообще– по отзывчивости».
Именно молодость чувства и виденье мира – вот что отмечает лирику Владимира Боярииова, который ни в чём не боится излишка, «перехлёста». В его стихах нет всезнающего критика, умельца, знатока, он пишет не по заготовленному заранее графику стиха, а как бы из недр эмоциональной, духовной стихии, словом, «по живому следу». Даже в стихах, где он вспоминает, – даль воспоминаний не отодвинута далеко от сердца или в глубь былого – она всегда рядом, всегда теплокровна:Больше сердцу любовью не бредить,
Если новой любви не дано…
Что там? Снег.
Кто там? Белая лебедь.
Снова крыльями бьётся в окно.
Как видим, прошлое не удалено вдаль, оно для поэта как бы одна из форм настоящего Порой даже кажется, что и вспомнить он не умеет, потому что когда ведет разговор со своей памятью, то оказывается, что ведет его с самим собой, со своим сердцем. И этому состоянию постоянного духовного бодрствования содействует и сама форма лирического мышления, интонационное бытие стиха, насыщенного богатыми разговорными ритмами, свежей, порой почти песенной лексикой. Это ритмы настоящего, ритмы жизни, ритмы распахнутой несамолюбивой души. Не зря из всех времён года он больше всего любит лето, вернее, позднее плодородное пролетье:
Нелепо не верить, нелепо,
И истина эта стара —
Уйдёт отзвеневшее лето.
Другая настанет пора.
Трудно ему расставаться с летом, с его избытком во всем: и в земляной силе, и в зное, и в ясной погоде. Иначе говоря, к поре созревания, к зрелости, – и это говорит о сконцентрированности духовной его воли, о том, что до поры «итогов» ему ещё далеко, что нет в его стихах преждевременной усталости возраста. К сожалению, читая иных молодых, ловишь себя на мысли, что где-то внутри них спрятаны все умеющие, поднаторевшие во многом старички, которые и о любви пишут как бы по отдалённым, полу стёршимся воспоминаниям. У Владимира Бояринова и любовь – полнокровная, живая и смелая, есть в ней порывы и озарения радостью и болью. Он не столько любит свою любовь (бывает и такое!), сколько старается разобраться в том, что же случилось с его сердцем:
Вспомнил я эту песню под звездами!
И сегодня, черны иссиня.
Те глаза разорёнными гнёздами
Сквозь ненастье глядят на меня.
В его любви постоянно что-то случается или вот-вот должно что-то случиться. Это стихи – накануне боли, накануне разлуки, накануне разрыва. Да и любит он не столько за красоту, сколько за боль, причинённую им же самим. Но, конечно, главной его любовью, любовью-основой характера его, является любовь к земле, к истокам:
Будет ночь горчить, как зелье.
Но останется в душе
Боль извечная за землю…
В этой сильной, «летней», любви поэта нет ни безоблачности, ни успокоенности, а есть избыток. Есть своя суровая драма. Мы знаем: что бы ни было, что бы ни случилось с сердцем поэта и его словом, всё равно характер его не переменится, потому что не переменится его любовь к земле, к деревне, к людям села. Верность этой изначальности – это величина постоянная в его лирике и жизни. Будут срывы. Будут неудачи. Но это вот ощущение полнокровности мира останется:
Чей ты? Той деревни или этой, —
Всё само собою ясно, друг,
И по песне, ненароком спетой,
И по слову, сказанному вслух.
Такой мерой мерит поэт свою любовь, такой памятью прикипает к истокам своей песни и характера, так он себя понимает в мире – и этим жива и будет жить его ищущая «вершинности» лирика. Это дорога – к себе и, значит, дорога к читателю. Журнал «Москва» № б, 1979 г.
А теперь живу любовью и нечаянною шуткой
Лидия ЖАРОВА
Кто-то из современных поэтов (не помню, кто) сказал однажды очень точно:
«Поэты – словно, церкви при дороге:
У каждого свои колокола».