Наиболее подходящее место, не просматривавшееся с вышек, было у ворот. Риск большой, охрана рядом, но в то же время часовые меньше следят за этим участком. Ночь выдалась лунная, ясная, мороз – сорок. Двое охранников – похоже, «под градусом», – балагурят у ворот. В морозной тишине слышны их голоса, смех. Топчутся в деревянных «ботах», надетых поверх сапог. (План «Барбаросса» не предусматривал зимовку немецких армий в лесах, полях, на русском морозе – не запаслись даже шапками, не то что валенками.)
По-пластунски, накрывшись белой тканью, подползли по снегу к проволоке. Гудков перекусил нижнюю «нитку», вторую – один за другим выскользнули на свободу, отползли и бросились в сторону, где, по их предположению, находился Ленинград. Знали, что город не побежден, – иначе немцы раструбили бы на весь свет, устроили праздник.
Вскоре группа вышла к насыпи железной дороги. Перебежать не успели – на всех парах по рельсам катил состав. Повезло, что в насыпи оказалась дренажная труба, – в нее забились, притихли. Состав неожиданно остановился над ними. Солдаты, пользуясь минутой, выпрыгивали, боролись, топтались, согревались. Наконец гудок – состав тронулся. За эти 15–20 минут в бетонной трубе, на лютом морозе, в легких шинельках, ботинках, промерзли насквозь, с трудом двигаются закоченевшие ноги. Гудков определял направление, поглядывая на звезды, луну, – других ориентиров не было. Скорей бы выйти к лесу, укрыться в чаще, развести огонь!
Вместо леса на пути – окраина какого-то поселка: забитые, брошенные дома, ни одного огонька. Все чувствовали, что замерзают. Решили забраться в один из домов, развести костерок… И вдруг, как из-под земли – патруль. Снова пригодился немецкий: Лев объяснил, что они не партизаны, а бегут из Ленинграда, пробираются домой, на Украину. Задержал их не комендантский патруль, а «технари» из автороты, поэтому и отношение было другое. Отвели их в пустую избу, растопили печь, принесли хлеба, эрзац-кофе. Утром вывели расчищать снег – рабочих рук в автороте не хватало. Посреди двора стоял наш брошенный грузовичок – он-то, можно сказать, и определил их дальнейшую судьбу. Один из группы – Андрей, бывший автомеханик, – через Льва спросил у немца: почему машина не в гараже? Тот пренебрежительно махнул рукой:
– Русское железо…
– Можно посмотреть?
Немец пожал плечами. Андрей открыл капот, немного покопался, попросил два ведра кипятка. Когда двигатель дал выхлоп и машина покатила по скрипучему снегу, сбежались ремонтники. Похлопывали умельца по спине, улыбались: гут, гут, прима! Особенно был рад старший из них, мастер Курт. Дармовые рабочие руки, да еще один из русских – специалист!
После рабочего дня, поужинав остатками из немецкой столовой, укладывались спать в теплой избе. Но было их только пятеро. В первую ночь в суматохе немцы не обратили внимания, что их было шесть человек. А под утро, пользуясь отсутствием охраны, один из бежавших, богатырь-кузнец, незаметно скрылся – решил в одиночку пробираться в Ленинград. Укладываясь спать, думали: где он, что с ним, далеко ли уйдешь при таком морозе…
И вдруг – стук двери, конвоиры кивают: выходи! По лицам пришедших видно: что-то случилось. (Позже выяснилось, что беглец, поскитавшись на морозе несколько часов, решил вернуться в поселок, чтобы где-то согреться; был схвачен патрульной службой и после «обработки» признался, кто они и откуда.) В дежурном помещении за столом отдавал распоряжения обер-лейтенант.
Взглянув на вошедших, сказал помощнику:
– Эти русские попробовали свободы. Теперь их не удержишь. Расстрелять.
Лев не чувствовал страха – чему быть, тому быть… И вдруг мастер Курт, тоже пришедший с конвоирами, щелкнул каблуками, вытянулся:
– Герр обер-лейтенант! Они хорошие специалисты – могут принести большую пользу Германии.
Обер-лейтенант пристально изучал каждого, от лица к лицу. Наконец – решение:
– Передай своему командиру: под его и твою ответственность. Сбегут – вас обоих на фронт.
– Яволь!
Курт Швабе, в мирной жизни автогонщик, оказался совсем не плохим парнем. К пленным относился без высокомерия, не давил непосильной работой. Расспрашивал Льва о России, о русских традициях, нравах, порядках…
Лев передавал содержание разговоров своим товарищам. Несмотря на сносную еду, теплое жилье, терпимую работу, каждый из них жил одной мыслью: к своим! Идет кровопролитная война, на фронте сражаются их отцы, братья – разве могут они отсиживаться здесь? Пока обдумывали план нового побега, автороту неожиданно перебросили в Латвию. Здесь, на новом месте, ценя умение русских, им были созданы еще лучшие условия – в жилой комнате стояли даже койки с матрасами…