Снаряд, выпущенный из КВ, угодил под щит противотанкового орудия. Орудие опрокинулось. КВ проскакивает окоп. В раскрытых снарядных ящиках отсвечивает латунь. КВ взбирается на пригорок. Глаз выхватывает ленту шоссе. Все оно запружено танками и бронетранспортерами. На бортах машин ядовито-желтые кресты.
Немцы бьют прицельно. От разрывов снарядов броня гудит как колокол. И удивительно — крепнет уверенность, что ты неуязвим. В перекрестье прицела — угловатая башня с коротким стволом. Гудзь нажимает педаль спуска — через секунду столб огня охватывает короткоствольную башню. И снова:
— Заряжай!
Кажется невероятным, что жжет не бронебойный, а самая что ни на есть осколочная граната.
— На сближение. По БТР…
— Понял, — отвечает механик-водитель, — иду на таран.
Вот они, бронетранспортеры. КВ налетает с ходу. Синие коробки, переворачиваясь, слетают под откос. В клубах дыма Гудзь не замечает, как вражеские танки расползаются по зеленой лужайке, образуя перед собой широкий сектор обстрела. Бой перемещается на лужайку.
— На сближение!
— Понял!
Механик-водитель азартно выкрикивает:
— Иду на таран!
Выясняется: немецкие наводчики почти не мажут на значительном расстоянии. На полигонах Германии их приучали стрелять, когда цель не ближе, чем за километр. А когда в них бьют с пятидесяти метров, когда выстрел советской пушки и разрыв советского снаряда происходят почти одновременно, это ужасает. На ближний бой нервы фашистов не рассчитаны. Такое открытие делает для себя лейтенант Гудзь.
КВ переваливается через ров, снова идет на сближение. Немецкие танки бьют с места по нашим. Пехота — все автоматчики перебежками оставляют лужайку, скрываясь в густом орешнике.
Настает момент осмотреться. Немцы отступили. Но и своих не видно. Поворот башни влево, вправо. Наконец обстановка проясняется. Один КВ у дороги, второй на лугу. Стреляют в лес — вдогонку немцам. Двух остальных танков нет. Значит, или подбиты, или отстали. Дым, как густой туман, застилает все вокруг.
Бой утихает. Танк выползает на шоссе. Со звоном открываются люки. Подбегает возбужденный комбат Хорин, машет рукой:
— Павел! Слезай, считать будем.
Павлу непонятно: считать свои машины или чужие?
— Как наши?
— Порядок. Живы-здоровы!
Комбат, оказывается, в течение всего боя не упускал из виду ни одной машины. Управляя батальоном, замечал, как ведут себя под огнем его подчиненные, особенно молодые лейтенанты, командиры взводов. За две недели мирной службы он с ними только познакомился, а за шесть часов войны определил, кто на что способен.
Хорин в расстегнутом комбинезоне, без ремней — все, что мешало, снял и пригласил Павла считать трофеи. Хорин улыбался, обнажая белые зубы. Его глаза блестели, и Павел было подумал: не хватил ли комбат на радостях? Это был хмель выигранного боя, удивительное состояние души.
Бой отгрохал, как весенний гром. Снова сияло солнце.
— Посмотрим, посмотрим свою работу, — весело говорил Хорин, ведя за собой лейтенанта.
Стали подсчитывать: пять танков T-III, одна противотанковая пушка (это ее первым в своей жизни выстрелом по врагу сковырнул лейтенант Гудзь), три раздавленных бронетранспортера и чуть дальше — брошенные орудия полевой артиллерии, по всей видимости, батарея.
Танки догорали. От резиновых катков, охваченных пламенем, валил черный, как тушь, дым. В безветренную погоду дым словно сообщал, что здесь только что произошло.
Лейтенант Гудзь взглянул на часы: было без четверти восемь. Солнце уже поднялось высоко. Вспомнил: бой начинали, когда солнце всходило. Два часа будто мелькнули, и сейчас время опять шло своим чередом. Во Львове в восемь командиры завтракали. Так что до завтрака оставалось еще пятнадцать минут. Но есть почему-то не хотелось. Хотелось говорить. Это же первый бой! И он выигран.
Хорин и Гудзь брели по высокой траве, натыкались на трупы немцев. Командиры обращали внимание на то, что немцы, все как на подбор коротко стриженные, молодые, рослые, тренированные. Полуоткрытые водянистые глаза убитых уже заволакивала муть.
— Отвоевались, — говорил Хорин. — А готовились, должен сказать, основательно… Значит, верно: фашизм, как только приходит к власти, сразу начинает готовиться к войне.
Под старым тополем, вершина которого была сбита снарядом, знакомый санитар перевязывал раненого. Павел шагнул — и от неожиданности вздрогнул: наш боец перевязывал немца!