— Нужно сделать так, чтобы они ничего не заметили, — сказал Гарибальди.
— Но ведь это невозможно, — вскричал Криспи. — Если неприятельские разведчики и не увидят ничего, то не можете же вы скрыть отряда в несколько тысяч человек от крестьян, через деревни которых вам придется проходить. Неужели вы думаете, что между ними не найдется такого, который захочет продать бурбонам на вес золота такую драгоценную тайну?
Гарибальди взглянул с насмешкой на будущего дипломата и ничего ему не ответил. Глаза его перенеслись на двух остальных членов совета, еще не подававших своего мнения. По лицам их можно было, однако, догадаться, что они скажут.
— Ну, а вы какого мнения? — спросил Гарибальди, обращаясь к Орсини.
— Клянусь, что сам Цезарь не придумал бы ничего гениальнее! — воскликнул он с энтузиазмом.
Гарибальди улыбнулся.
— Ну, а вы? — спросил он Тюрра.
— Я попрошу только позволения начальствовать штурмовой колонной, которая будет брать Палермо, — отвечал венгерец.
— Хорошо, обещаю вам это, — сказал Гарибальди.
Затем, обращаясь к Сиртори и Криспи, он начал развивать им подробности своего плана.
Пиана, где они в настоящее время находились, лежала в югозападной стороне от Палермо. С этой и с южной стороны и были расположены главные силы неаполитанцев. Восточная же защищалась всего тысячью, двумя пехоты и несколькими пушками. Невозможно было не воспользоваться такой оплошностью врага. С другой стороны, именно с восточной должны были прийти подкрепления из сицилианских волонтеров, собранных Ла Мазою[297] и Фуксой. Наконец, дорога, по которой предстояло совершить фланговое движение, была совершенно закрыта и вначале могла быть очень легко смешана с линией Корлеоне[298], по направлению которой надлежало совершить притворное отступление, так что сокрытие флангового марша от внимания неаполитанцев являлось более чем правдоподобным.
Сиртори был наполовину убежден. Однако, он попытался сделать еще одно возражение:
— Но ведь по той дьявольской дороге, по которой вам придется идти, вы не только не можете провезти артиллерию, но даже и обоза.
Гарибальди засмеялся. Он взглянул на Орсини, который тоже не мог удержаться от улыбки: он был начальником гарибальдийской артиллерии и лучше всякого другого знал, чего она стоит.
— Артиллерию мы оставим, — сказал Гарибальди.
— Как, оставите артиллерию! — воскликнул Сиртори, который никак не мог допустить, чтобы совершилось такое вопиющее нарушение всех правил стратегии.
— Оставлю, — повторил Гарибальди. — Это лучше всего обманет неаполитанских генералов, потому что, как и вы, любезный Сартори, они никогда не поверят, что армия может добровольно расстаться с своими пушками.
После этого вопрос о фланговом движении был решен. Оставалось сделать только необходимые распоряжения для его выполнения.
В ту же ночь перед сумерками Орсини со своими пятью пушками, сорока повозками, зарядными ящиками и 240 человеками солдат, вооруженных охотничьими ружьями, двинулся по направленно к Корлеоне. Состояние обоза было до такой степени жалкое, что уже в начале пути пришлось бросить несколько повозок. Это, впрочем, не представляло никакого вреда, потому что должно было еще больше поддерживать неаполитанцев в убеждении, что вся армия Гарибальди в полном беспорядке отступает к Корлеоне.
У опушки Фикуцкого леса[299], не доходя до вершины горного хребта, проходящего в этом месте, Орсини остановился. Это было вечером 24-го мая. Здесь он расположился бивуаком, приказав разложить по всей линии множество огней. Рано утром он снова выступил в поход и в тот же день в три часа пополудни прибыл в Корлеоне, где был встречен населением с великим энтузиазмом. Такая встреча побудила Орсини укрепиться в этом селении.
Двадцать пятого мая корпус генерала Колонны[300] сделал рекогносцировку по направлению к деревне Пиана. Здесь неаполитанцы узнали, что вся артиллерия Гарибальди, вместе со всем обозом, отступили к Корлеоне. Замечены были также следы движения второй гарибальдийской колонны по дороге в Сан-Кристино. Но так как из Сан-Кристино есть хорошая дорога в Корлеоне, неаполитанцы, как это и предвидел Гарибальди, совсем не обратили внимания на последнее обстоятельство, тем более что по дороге, по которой отступал Орсини, были видны многочисленные следы поспешного отступления, тогда как ничего подобного не было заметно по дороге в Сан-Кристино.
Вслед за этой рекогносцировкой Сальцано сам стал во главе восьмитысячного корпуса Колонны и устремился преследовать «флибустьера». На другой день он нагнал его у Корлеоне и употребил полдня на диспозицию своих войск к битве, так как, судя по длинной линии обороны, он не сомневался, что перед ними вся армия Гарибальди.
297
Джузеппе Ла Маза (в тексте неточно: Ла Масса; в то время как в «Записках гарибальдийца» Мечникова тоже неточно: Ла Мацца) (
298
300
Филиппо Колонна ди Стильяно (в тексте неточно: Колона) (