С этими словами Буонфантино подал королеве самое письмо.
— Сиракузского гражданина! — вскричала Мария-Терезия, вставая с своего кресла. — Да ведь это граф Сиракузский! Бенедетти — это сам Виктор-Эмануил, а под аллегорией с вином ясно, что нужно понимать войско! Синьор Буонфантино, неужели вы называете это предположением?
— Ваше величество, я не смею идти далее. Но теперь, когда ваша проницательность осветила мою догадку, решаюсь обратить ваше внимание на конец письма, где говорится о высылке нескольких ящиков вина вперед. Беру на себя смелость спросить ваше величество, как вы изволите понимать эти слова?
— Боже мой, да это ясно, как день! Изменник Нунцианте требует от Виктора-Эммануила присылки небольшого отряда вперед, чтобы до прихода Гарибальди совершить какой-то переворот! Боже, и граф Сиракузский, родной дядя короля, в заговоре!
— Но, может быть, известные люди только рассчитывают, что он перейдет на их сторону, но не осмелились еще сделать ему каких-нибудь предложений.
— Одна возможность такого предположения делает графа преступным! Отчего не рассчитывают они на другого дядю короля, графа Аквилийского[336]? Нет, мы довольно откладывали! Пора действовать!
Она подошла к стене, вдоль которой висел малиновый шелковый шнурок с пышной золотой кистью, и сильно дернула его. Почти в ту же минуту вошел придворный лакей.
— Позвать герцога Трани[337] и генерала Кутрофиано[338].
— Ваше величество, — произнес Буонфантино, когда лакей вышел, — чтобы иметь возможность смотреть за тем, что делается при ярком свете, нужно самому оставаться в тени. Поэтому осмеливаюсь просить ваше величество не выводить меня из моей темноты, столь свойственной моему сану и столь полезной нашему делу.
Мария-Терезия взглянула на монаха пытливо. Она не верила в людскую преданность и добродетель и теперь больше, чем когда-нибудь, готова была заподозрить всех и всё, что свойственно каждому падающему властолюбцу.
— Хорошо, — сказала она с злой усмешкой. — Граф Сиракузский никогда не узнает, что своим падением он обязан вам. Не следует ни с кем ссориться. Это очень христианское и очень мудрое правило. Времена теперь переходчивы.
Монах вскочил как ужаленный.
— Государыня, — вскричал он, — граф Сиракузский дорого дал бы, чтобы узнать эту тайну получасом раньше вас! Не ожидал я такой награды за свою бескорыстную преданность!
Королева смягчилась. Аргумент был слишком убедителен.
— Извините меня, отец, — сказала она, — несчастие заставляет нас подозревать лучших наших друзей.
Она протянула монаху руку, которую тот почтительно поцеловал.
Бедной королеве и в голову не пришло, что граф Сиракузский действительно узнал обо всем получасом раньше и в настоящую минуту уже скакал по направлению к Турину. В это время раздался почтительный стук в дверь. Королева легким движением подбородка указала на задернутый тяжелой занавесью альков. Монах быстро скрылся туда.
— Войдите! — сказала королева.
Дверь отворилась и в комнату вошли герцог Трани и генерал Кутрофиано.
Герцог, сын Марии-Терезии и сводный брат короля, был молодой человек лет восемнадцати. Его доброе, бледное лицо обнаруживало в нем податливый, мягкий характер. Одинаково неспособный как к сильной ненависти, так и к сильной любви, он был игрушкой в руках честолюбивой матери, заветная мысль которой состояла в низвержении с престола пасынка, чтобы посадить на него любимого сына. Герцог не сопротивлялся, но и не содействовал ей: честолюбие было страстью слишком мужественной для этой слабой натуры.
Генерал Кутрофиано, напротив, являлся человеком совсем иного закала. Это был старик лет шестидесяти, высокий и жилистый, с умным, энергичным лицом и длинными седыми усами. Фанатически преданный католицизму, он верил, что Виктор-Эммануил никто иной, как апокалипсический зверь, а Гарибальди — его пророк, и потому он ненавидел их всеми силами души и считал, что самая верная дорога попасть в рай — это делать им возможно больше вреда. Кутрофиано, хотя и принадлежал к старинной аристократической семье, но вырос вдали от изнеженной, порочной среды, почему и не заразился ее тлетворным влиянием и, пробив себе дорогу к высокому посту, сохранял строгие привычки своей молодости. Теперь он был первым министром Франческо II, но без кабинета, который предстояло еще составить, и пока не имел права распоряжаться без ведома старого кабинета, председателем которого был Либорио Романо.
336
Принц Луиджи Карло Мария Джузеппе Бурбонский, граф ди Аквила (
337
Луиджи Мария Бурбонский, граф (в тексте нами оставлено ошибочное герцог) Трани (
338
Раффаэле Фитоу д'Арагон, герцог ди Кутрофиано (