Услыхав о приближении королевы-матери, Франческо пошел к ней навстречу, с выражениями сыновнего почтения; но в душе он чувствовал сильное беспокойство, потому что боялся Марии-Терезии и понимал, что она недаром явилась к нему в такой поздний час. Присутствие кардинала еще более подтверждало это предположение.
Проведя гостей в свой кабинет и усадив их, Франческо II вопросительно посмотрел на обоих посетителей.
— Ваше величество! — первый прервал молчание кардинал, — только настоятельная необходимость заставила нас нарушить вашу благочестивую молитву. Бог, которого вы только что призывали, да прострет над вами свою десницу и да поможет вам своим советом в том, что вам предстоит решить.
После такого торжественного предисловия король сделался еще неподвижнее и еще внимательнее стал смотреть в лицо своему собеседнику.
— Государь, — продолжал после некоторой паузы кардинал, — мы принесли к вам тяжелое известие, которое требует всей твердости вашей души для перенесения его, и предложение, которое требует всех сил для выполнения. Выслушайте первое: граф Сиракузский открыто стал на сторону ваших врагов. Вы читали его дерзкое, богопротивное письмо. Теперь он прямо поехал в Турин, в самую пещеру, где куются все замыслы против вашего личного спокойствия и вашего государства.
Кардинал и королева устремили на Франческо внимательный взгляд, чтобы узнать, как примет он это известие, которое им выгодно было раздуть до возможно бóльших размеров, чтоб успешнее уговорить короля согласиться на принятие участия в их заговоре.
Но на безжизненном лице Франческо не шевельнулся ни один мускул.
— До сих пор, — сказала в свою очередь королева, — ваши внутренние враги были разрознены. Теперь же у них будет свой глава, как и у врагов внешних, и теперь предстоит вопрос: которые из них опаснее?
В ответ на эти замечания король нехотя проговорил:
— Я это давно предвидел!
Он проговорил это таким тоном, как если бы сказал: — Что мне за дело до этого!
— В таком случае вашему величеству будет еще легче принять участие в наших планах, — сказал льстивым голосом нунций. — Потому что вы не могли не предвидеть, в какое положение будет поставлено королевство этим явным переходом одного из членов королевской семьи на сторону его врагов. Государь, положение дел ужасно и требует самых энергических мер, иначе всё рухнет — и порядок, и религия… Дерзкий авантюрист приближается, ведя за собой все разрушительные силы Европы. Он не остановится на Неаполе. Он прямо высказывает, что пойдет затем на Рим, на Венецию, пока не соединит того, что никогда соединено не было, пока не водворит во всей Италии красной республики под диктатурой Мадзини. Вот что ждет нас впереди! А между тем вы бы могли остановить еще успехи этого исчадия сатаны. Но для этого нужно действовать. Вы же связаны по рукам и ногам.
— Это правда! — неожиданно сказал король.
Нунций и королева подавили невольное движение удивления, которое было бы совершенно неприлично в данном случае, и кардинал с удвоенной горячностью продолжал:
— Ваши министры, без которых вы не можете ступить шагу, злейшие из ваших врагов. Иные открыто держат сторону генуэзского флибустьера, другие — сторону пьемонтской лисицы. Освободитесь от них, явитесь настоящим королем! Возьмите в свои руки кормило правления, и неаполитанский народ покажет, что в нем еще не умерла старинная преданность католической вере и своим законным государям. Но для этого нужна прежде всего отмена теперешних богопротивных нововведений.
— Это правда! — повторил король еще более неожиданно. Но теперь эта неожиданность не застала до такой степени врасплох его посетителей.
— Сам Бог говорит вашими устами, государь, — воскликнули в один голос кардинал и королева и начали излагать Франческо свой план нового государственного переворота.
Неизвестно, проснулась ли на минуту искра энергии в душе молодого короля, или же он действовал под импульсом каких-нибудь мистических внутренних влияний, одному ему известных, но только на этот раз Франческо II почти без всякого сопротивления согласился взять на себя главную роль в приготовленной Марией-Терезией фантасмагории.
Далеко за полночь вышли кардинал и королева из кабинета Франческо. Оставшись одни, они обменялись многозначительными взглядами. Кардинал выразительно указал глазами вверх.