Оружие провозилось морем из Сицилии и Генуи, и вся страна превратилась в огромный военный лагерь.
Лишь только переправились главные силы, Гарибальди с дивизиями Козенца[343], Медичи и Тюрра форсированным маршем двинулся к северу. Колонну эскортировали пароходы, везя багаж, или же опережали ее, чтоб высадить на берег разведчиков и оружие. Повсюду движение предшествовало появлению гарибальдийской армии и фланкировало ее, увеличивая ее силы и ускоряя поход.
По мере того, как приближалась эта гроза с юга, волнение в Неаполе всё усиливалось. Смелость приверженцев Гарибальди дошла до того, что они на глазах бурбонских офицеров всенародно раздавали и наклеивали свои воззвания.
«Диктатор Гарибальди, — говорилось в них, — приближается во главе четырнадцатитысячной армии. Королевские войска присоединяются к нему или бегут, лишь только сверкнет его шпага. Движение, начавшееся в Базиликате, с быстротой молнии распространяется из провинции в провинцию и от оконечности Калабрии до Салерно народ навсегда освобожден от ненавистного деспотизма».
Другие воззвания отличались еще большей энергией и прямо призывали неаполитанцев к оружию:
«Неаполитанцы! — говорилось в прокламации, — доколе будете вы терпеть? Вся Италия взялась за оружие; вы одни — глухи и немы!
Реджио, Потенца, Бари, Фоджия открыто принимают участие в движении. Вы же смотрите на это равнодушно, как будто дело вас совсем не касается!
Неаполитанцы, берегитесь прийти слишком поздно. Берегитесь, чтобы Ломбардия, Сицилия и Базиликата, когда вы явитесь наконец, не крикнули вам громовым голосом: Прочь, выродки Италии! Вы не братья нам — вы рабы!
Неаполитанцы, к оружию!»
Тем временем в королевском дворце царили и уныние, и хаос.
После такого жалкого конца так давно подготовлявшегося роялистского coup d'etat[344], Мария-Терезия впала в совершенное уныние и сидела, запершись, в своем кабинете, никого не пуская к себе и никуда не показываясь.
Король переходил от отчаяния к решительности; то говорил о своем намерении бросить всё и уехать к своему тестю, австрийскому императору, то клялся, что сам пойдет навстречу Гарибальди во главе своей гвардии.
Однако на что-нибудь нужно было решиться, потому что Гарибальди не ждал.
С первого сентября в залах королевского дворца происходило несколько военных советов. Сперва большинство высказалось за битву перед Салерно, на обширной поляне, которая простирается к югу от города, примыкая одной стороной к морю, другой к отрогам Апеннинских гор. Но третьего сентября было получено известие, что у Сапри высадился новый отряд гарибальдийцев. Это была дивизия Рюстова[345] в 1500 человек. Но «у страха глаза велики». По бурбонским донесениям, это была целая армия — одни говорили в 5 тысяч человек, другие — в 15. Рассказывалось также, что корпус бурбонского генерала Калдарели[346] соединился с Рюстовым и вместе с ним идет на Салерно. Носились слухи о новых высадках гарибальдийских отрядов еще ближе к Неаполю.
Под влиянием всех этих тревожных слухов Франческо II в ночь с 4 на 5 сентября собрал новый военный совет.
На него были приглашены де Мартино и Пианелл[347], единственные министры, державшие сторону короля, генерал Кутрофиано и наши старые знакомцы: Боско, разбитый Гарибальди при Милаццо, и Сальцано, бывший комендант Палермо.
Все были мрачны. Король неподвижно сидел, перебирая четки, точно присутствовал при совершении мессы. Генералы не смели нарушать королевского молчания. Минуты шли за минутами, и эти неподвижные седые фигуры сидели безмолвно, напоминая собою выходцев с того света.
Наконец, король точно очнулся от глубокого сна. Он провел рукой по лбу, как будто желая разогнать какие-то мысли и вернуться к действительности.
— Господа, — сказал он, — вы знаете настоящее положение дел и то, зачем я вас призвал. Говорите же!
Он замолчал и апатично стал смотреть в землю.
Никогда тронная речь не была так коротка, но она, вероятно, произвела очень сильное впечатление на присутствующих, потому что все молчали, точно погруженные в глубокие размышления. На самом же деле каждый давно знал, что ему сказать.
Но давать высоким особам унизительные советы так неприятно, что всякий хотел предоставить эту обязанность другому.
Король обвел глазами присутствующих. На лице его мелькнуло выражение досады, которое отразилось на лицах его советников в виде суетливого беспокойства.
343
Энрико Козенц (
345
Фридрих Вильгельм Рюстов (
346
Джузеппе Калдарелли, иначе Кальдарелли (однако настоящая фамилия Кардарелли) (
347
Джузеппе Сальваторе Пианелл (в тексте неточно Пианелли) (