Ник улыбнулся своему другу, взял пиво и присел за его столик.
– Вижу, ты в форме! – польстил Нику Дейв.
– Смеешься! Руки задеревенели. Не подходил к инструменту с тех пор, как уехал отсюда. – Ник отхлебнул из кружки. – Хо-ро-шо-о! Для начала ноября, на улице чертовски жарко.
– Давно не видел тебя, Ник, – проговорил Дейв, стараясь, чтобы в его голосе не было обвинительных ноток.
– Ты прав, Дейв, – согласился Ник. – А ты выглядишь неплохо.
Дейв с сожалением улыбнулся. Ложь. Когда-то он, может, и был симпатичным молодым человеком, но сейчас волосы его поредели, ведь жизнь была полна трудностей и забот. Впрочем, Дейв не обращал внимания на свою внешность.
– Где был? – спросил Дейв у друга напрямик.
– То там, то там, – уклончиво ответил Ник.
Дейв неодобрительно покачал головой.
– Я вижу, ты не изменился. Такой же разговорчивый, как всегда.
Ник ухмыльнулся.
– Неправда, Дейв. Разве ты не помнишь наши бесконечные беседы за этим столом? Не осталось ни одного политического деятеля, которого мы бы не разобрали по косточкам. Ни одной не обсужденной книги – из тех, что стоило прочитать.
– Я не это имею в виду. И ты меня прекрасно понимаешь. Мог хотя бы предупредить, что уезжаешь. Я думал, мы приятели.
– Конечно, мы приятели. Но ведь ты же знаешь: я не в силах оставаться подолгу на одном месте. Я начинаю скучать.
Дейв не сказал бы с точностью, как долго Ник посещал этот бар до своего исчезновения. Может быть, всего несколько недель. А может, больше. Ник был очень интересным собеседником. Он столько видел. Столько знал. Он перепробовал множество профессий: от нефтяника до повара и от шофера до строителя.
– И как долго ты собираешься задержаться на сей раз?
– Не знаю. Может быть, на неделю. На месяц. На год. Поживем – увидим.
– Что увидим?
– Дейв, не мучай меня. Я плыву по течению.
– Думаю, здесь была замешана женщина, – пробормотал Дейв.
Обыкновенно беспечное лицо Ника сделалось серьезным, взгляд пробуравил приятеля насквозь.
– Что ты имеешь в виду? – глухо спросил Ник.
За какую-то долю секунды в нем изменилось все: от осанки до тембра голоса. Такого Ника Дейв видел впервые. И столь быстрая смена настроения сильно озадачила Дейва.
– Я не думал оскорбить тебя, Ник, – поспешил он успокоить его. – Просто попытался угадать причину твоего внезапного исчезновения из Сиднея. Возможно, одна из твоих подруг потребовала от тебя больше, чем ты мог ей дать. Вот ты и смылся.
При этих словах Ник заметно расслабился.
– Одна из моих подруг… – повторил Ник, откинувшись на спинку стула и с явным удовольствием отхлебнув еще пива. – Ты говоришь так, как будто их у меня целый гарем.
– А разве нет?
– Нет. Я однолюб.
– В течение ночи? Да я тебя с одной и той же женщиной дважды не видел, – заметил Дейв.
– Разнообразие придает жизни неповторимое очарование.
– Счастливец! Если бы у меня была твоя внешность, я бы, наверное, тоже так жил. Хотя, честно говоря, предпочитаю тихую, спокойную жизнь вдали от женщин с их проблемами. Значит, ты исчез не из-за страха быть пойманным в сети брака?
– Конечно, нет. Никогда не общаюсь с такого рода женщинами. Хотя вернулся я в Сидней именно из-за женщины.
– Да? Я весь внимание. Она, должно быть, редкая красавица, раз ты решил пойти по второму кругу.
Ник рассмеялся.
– Не поверишь, если услышишь. Она – монашка.
– Монашка? – повторил Дейв. – Неужели тебе мало женщин вне монастырских стен? Зачем тебе понадобилось губить беззащитное наивное создание?
Ник снова рассмеялся:
– Сестре Огастин под восемьдесят.
– Ну, в этом случае она в безопасности.
– Она воспитала меня, Дейв.
– Воспитала? Как это? Расскажи!
– Да не о чем особенно рассказывать. Их религиозный орден воспитывает сирот, устроил приют для брошенных детей… Я был оставлен у дверей монастыря, когда мне было несколько недель от роду. При мне нашли лишь клочок бумаги с именем. Воспитывавшие меня монахини, но в основном это была сестра Огастин, дали мне фамилию Джозеф.
– А почему тебя не отдали в бездетную семью?
– История гласит, что всякий раз, когда меня хотела усыновить та или иная пара, сестра Огастин приглашала их выпить с ней чашку чая, после чего они внезапно меняли свое решение и брали другого ребенка. Одному Богу известно, что она им говорила. Может быть, что я умственно отсталый или, что у меня еще какие-то отклонения. Впрочем, она всегда отрицала, что говорила нечто подобное. Короче, я остался в монастыре. А в возрасте двух лет меня перестали показывать бездетным семьям, и монахини занялись моим воспитанием сами, по-своему балуя меня.