Рон ворчал, зудел, страдальчески вздыхал, но исправно собирал разбросанные игрушки. Гарри покорно катал на шее, подбрасывал в воздух и ловил, помогал собирать башенки из кубиков и даже сдуру пообещал прокатить на метле, и Гермионе чуть не наизнанку пришлось вывернуться, чтобы отвлечь ребенка от этой гениальной идеи. Джинни и Полумна рисовали, причесывали и подкармливали сладостями (пока Гермиона их не застукала и не запретила портить малышу зубы). Невилл вдумчиво и с выражением читал книжки и объяснял непонятные слова. И все же самым любимым взрослым у Драко была Гермиона.
Только ей было позволено переодевать его, только ей он не сопротивлялся, когда приходила пора купаться. На ней он ехал из ванной в кровать, только она имела право рассказывать сказку на ночь и целовать в лоб перед тем, как будет погашен свет. Именно в ее постели он спал, обхватив ручками гигантского медведя, раздобытого где-то Роном. Гермиона уже забыла, что такое отдельная комната, но с появлением в ее жизни маленького Драко подруги потеснились и оставили им небольшую спаленку, в которой девушка готовилась к занятиям, когда мальчик уже видел десятый сон.
Бывало, что во сне он начинал вертеться, бормотать и скидывал одеяло, и тогда Гермиона бросала недописанные эссе или недочитанные параграфы и укладывалась рядом, гладила светлые вихры, дула на личико, разгоняя дурные видения, и удивлялась, как из такого позитивного, доброго ребенка вырос такой вредный Малфой? Но чем больше проходило времени, тем меньше девушка помнила его выходки и обидные выпады в сторону друзей, тем больше привязывалась к малышу, уютно сопевшему на ее подушке.
Для своих четырех лет Драко был не слишком рослым, еще по-младенчески пухленьким, очень ладненьким и вызывал непреодолимое желание тискать и держать на руках. Сам мальчик и не думал возражать — он был очень тактильным. Любая игра заканчивалась обнимашками, и обнимашки не считались качественными и полноценными, если Драко не погладили, не пощекотали и не зацеловали до заливистого смеха и яркого румянца во всю щеку. Гермиона очень любила играть с ним — как раз ради финальной части, когда можно было подхватить малыша на руки и прижимать к себе.
А еще она совершенно не понимала родителей Драко. Директор сообщил им о происшествии, но Люциус Малфой, находившийся на Международной Магической конференции в Америке, не пожелал прервать командировку, и жену не пустил — Нарцисса Малфой сопровождала супруга во всех официальных поездках. Гермиона только диву давалась, как это родители не примчались в Хогвартс в тот же день. Вот Молли Уизли, мама Рона, едва получив от дочери письмо с описанием проблемы, тут же выслала огромную посылку с оставшейся от сыновей детской одеждой, игрушками и прочим необходимым, хотя Драко никогда в жизни не видела, да к тому же знала, что у Рональда с этим юношей весьма натянутые отношения.
К слову о Роне… Если он не нашел в школьной библиотеке понятную книгу о хорьках с красочными колдографиями, сам будет отдуваться! Это ж надо было додуматься: обозвать ребенка!
Рон перерыл весь стеллаж с учебниками по обычной и волшебной биологии, пока не наткнулся на тоненький справочник немагических животных, обитающих в Запретном лесу и его окрестностях. Облегченно выдохнув, он уселся ждать, пока Гермиона приведет это ходячее несчастье.
Вообще-то за сегодняшний случай Рону было стыдно. Он уже получал втыки и от Гермионы, и от Джинни, и даже от Лаванды за плохое отношение к маленькому ребенку и за грубое обращение с ним. В ответ на нотацию от мисс Браун Рон огрызнулся, Лаванда обиделась и заявила, что если раньше она была уверена в их совместном счастье, то теперь сильно подумает, прежде чем рожать Бон-Бону ребеночка. Бон-Бон офигел, захлопнул варежку и разумно умолчал о том, что настолько далеко в свое будущее не заглядывал, а следовательно и Лаванды в нем, в своем будущем, не разглядел. Однако подобные оговорки наводили на тяжелые и грустные мысли. И дело было не в том, что Лаванда Браун уже все спланировала за них обоих — время покажет, она ли удостоится чести рожать маленьких Уизли, — а в том, что Рональд всерьез взялся переосмысливать свое отношение к детям в целом и к мелкому Малфою в частности.
Пару дней назад Рон застал своего самого близкого друга — Гарри — читающим маленькому Драко «Зайчиху-шутиху». Поттер валялся в гостиной на диване, а белобрысый пацан лежал у него на животе, заглядывал в книгу и тихо, вполне себе мирно что-то спрашивал. Гарри отвечал и улыбался.
Потом, когда Гермиона увела малого спать, Рон поинтересовался у друга, как так вышло, что Гарри спокойно реагирует на ребенка — конкретно этого ребенка, — зная, кто он такой на самом деле, и помня семь лет постоянных подколок, злословия, злобных выпадов и даже откровенных гадостей. Гарри недоуменно похлопал на товарища глазами и с превеликим удивлением ответил, что их ровесник Драко Малфой может быть каким угодно противным и вредным, но вот этот четырехлетний мальчик готов любить весь мир, и было бы просто жестоко разбивать его детское представление о людях. Рон тогда только хрюкнул, а сейчас задумался.
От дверей послышался звонкий детский голосок, выспрашивающий о хорьках. И мягкий голос Гермионы отвечал, что вот сейчас они найдут дядю Рона и он им все расскажет и покажет. Дядя Рон страдальчески прикрыл глаза. В одном он был точно уверен: ни при каких обстоятельствах он не напомнит маленькому Драко, как на четвертом курсе приглашенный преподаватель по ЗОТИ Аластор Грюм, вмешавшись в перепалку между гриффиндорцами и слизеринцами, превратил Малфоя в хорька. Рон сам еще не знал, но подсознательно чувствовал, что и когда Драко вернется в свой естественный возраст, он его тоже хорьком дразнить не будет…
========== 4. Серьезные намерения ==========
— Грегори! — Гермиона почти бежала по коридору и уже готова была достать волшебную палочку. — Грегори Гойл! Немедленно иди сюда!
Гойл нервно оборачивался, но шагу не сбавлял, все еще надеясь, что упрямая гриффиндорка от него отстанет. Надежда была тщетной, и он это знал, но до последнего пытался улизнуть.
— Ступефай! — терпению Гермионы пришел конец.
Гойл кувырком полетел на пол, пропахал носом мраморную плиту и замер. Ну все, теперь легко не отделаешься!
— Грегори, где Драко? — Гермиона постучала носком башмака прямо перед глазами поверженного беглеца.
— Грейнджер, ты спятила! — прогнусавил Гойл, оттягивая момент неизбежной расплаты. — Могла бы и простым Инпедимента обойтись! Больно же.
— Ты мне зубы не заговаривай! Где ты оставил Драко?!
— А вы опробуйте на нем Круциатус, — вкрадчиво прошипели над ухом Гермионы. Девушка дернулась и неодобрительно посмотрела назад — туда, где со своей извечной ехидной улыбочкой замер их преподаватель по ЗОТИ, профессор Томас Реддл.
— Я не использую непростительные заклятия на живых существах, профессор! — отрезала Гермиона.
— Ай-ай-ай, мисс Грейнджер! — глаза учителя хитро поблескивали, по узким бесцветным губам змеилась добродушно-язвительная усмешка. — А если вам на экзамене выпадет что-то из непростительных, а вы ни одного так ни разу и не опробовали?
— На экзамене вы обещали нам големов, профессор! — Гермиона присела на корточки перед однокурсником, критически осмотрела его нос и вздохнула: — Эпискей! Гойл, я еще раз…
— Да с Блейзом я его оставил!
— Ну слава Мерлину! — Гермиона выпрямилась, сделала книксен профессору и развернулась уходить.
— А мистеру Забини вы, значит, доверяете? — задумчиво протянул преподаватель.
— Будь моя воля, я бы своего ребенка вообще никому не доверила, — пробормотала Гермиона, занятая мыслями о том, что надо на время экспроприировать у Гарри карту Мародеров. — Простите меня, — она изобразила прощальный жест и убежала в сторону слизеринских подвалов.