— А внуки у вас есть. Петра и Тибор. — Я был немилосерден.
Женщина растерялась: я использовал ее растерянность, чтобы подойти к крыльцу и сесть на лавочку. Она последовала моему примеру. Меня пробирала дрожь, отчасти от холода, отчасти от нервного напряжения.
Воцарилась тишина, и, на удивление, первой эту тишину нарушила Новакова.
— Как они себя чувствуют? — спросила она тихим голосом.
— Как без мамы.
Новакова еще больше растерялась, и было видно, что она смягчилась.
— Им нужна бабушка, — сказал я чуть слышно.
— Этого парня я видеть не хочу. Из-за него погибла моя единственная дочь.
— Это же был несчастный случай, пани Новакова.
— Ездил как сумасшедший, я ему всегда говорила.
— Он ехал очень осторожно, и вы это отлично знаете.
— Кто же ухаживает за детьми?
— Он.
— Этот? — произнесла Новакова с удивлением. — Он же не мог себе даже чай заварить!
— Уже научился. И не только чай. И постирать, и погладить.
— А когда же он все это делает? Из-за своей военной карьеры он не бывал дома даже по воскресеньям.
— Вы несправедливы к нему.
По Новаковой было видно, что она хотела бы возразить, но вместо этого она пригласила меня в дом.
В тот день я вернулся домой поздно ночью. Но не успел я вставить ключ в замок, как Лида открыла мне.
— Ну как дела? — спросила она еще в дверях.
Я аккуратно закрыл за собой дверь и, стараясь подражать нашим ребятам, поднял указательный палец правой руки вверх, сказав:
— Прекрасно!
Лида порывисто обняла меня.
Рано утром ребята залезли к нам в постель и разбудили нас. Это считалось вполне нормальным явлением. Но то, что надпоручик Ванечек уже в десять часов утра вышел с детьми на прогулку под нашими окнами, уже не было нормальным.
Я решил снять напряжение, которое владело им. Спустившись, я строгим голосом произнес:
— Пассажирский поезд из Пльзеня, прибытие в 15.29, завтра, то есть в понедельник.
— Елки-палки, а у нас дома все вверх дном! — воскликнул Ванечек, схватил детей за руки и пустился с ними домой.
— Дети, завтра приедет бабушка! — донеслись до меня его слова.
— Бабушка приедет! — повторили за ним дети.
Когда Ванечек исчез из поля зрения, я при активной помощи своих детей начал помогать Лиде наводить порядок. После обеда я решил побеседовать с мальчишками, убежденный, что с завтрашнего дня они станут тихие, как овечки.
— Так что, как вы ведете себя в детском садике? — дипломатически начал я.
— Лучше и быть не может! — воскликнули они в два голоса.
Это было мое любимое выражение, и, ответив так, они меня обезоружили.
— А я вот слышал совсем другое, — пытался я воспрепятствовать такому разоружению.
В ответ ребята спели детскую песенку. В нужных местах они тянули дуэтом и строго выдерживали ритм.
— Действительно, хорошо, — не мог я не похвалить их. — Но говорят, что вы много шалите.
Ребята поняли, что я пытаюсь загнать их на тонкий лед, и начали рассказывать стихотворение о принцессе, которая на каком-то балу потеряла коралловые бусы, а ее отец, старый король, пытался почему-то свалить вину на Гонзика.
На этот прием я не поддался. Они выучили это стихотворение, когда еще были совсем маленькими, и теперь пытались вывернуться за счет старой славы.
Наступил самый благоприятный момент, чтобы они получили по заслугам. Но тут я вспомнил, что если хочу увидеть Гоштялека и состязания местных команд, то уже пора собираться. Футбол я люблю, но не отношу себя к тем болельщикам, которые не могут без него прожить и недели. Учитывая, что турнир в нашей части должен был проходить до среды, я считал необходимым побывать на нем. Кроме того, меня тянуло туда предчувствие чего-то неприятного.
Когда я сказал Лиде о своем желании, она не очень удивилась, однако категорически отказалась разрешить мне взять с собой детей. Достаточно того, что они говорят нехорошие слова, зачем им учиться еще ругаться?
Старожилы утверждали, что с тех пор, как по случаю пятидесятилетней годовщины основания футбольного клуба в Милетине играла «Славил» в полном составе, здесь никогда не собиралось столько болельщиков, как сегодня. Турниры, правда, всегда привлекали внимание, однако на этот раз здесь был еще и Гоштялек.
Но когда среди появившихся на поле игроков болельщики не увидели Гоштялека, по их рядам прокатилась волна возмущения.
— Не поставили его! — начали они горевать.
— Да нет, поставили! — воскликнул кто-то. — Вон тот, с ежиком!