8
К Астроному Гинек повел Шарку через Смотровую площадку. Они могли пойти по асфальтированной дороге и за Бореком свернуть на лесную тропинку, так было короче, но к Смотровой площадке их тянули воспоминания. Прошлой осенью они впервые там поцеловались.
Они забрались на холм и остановились у скамеек. Он положил на одну из них сумку, сел сам. Шарка глядела на долину.
Борек как будто чем-то подкупил лето, чтобы оно не уходило. И оно щедро раздавало ему разноцветные ковры цветников в садах; дома широко открытыми окнами вдыхали его пьянящие запахи, под дамбой пруда блестели на солнце бронзовые тела мальчишек, которых мало волновали крики родителей, зовущих домой.
И Шарка была тоже частью этой прекрасной летней картины. Ее легкое светло-голубое платье сливалось с цветом полуденного неба, а коса напоминала сноп зрелой пшеницы.
Гинек украдкой следил за ней. Шарка выглядела спокойной и уравновешенной. Заметив на ее лице во время встречи перед школой признаки обеспокоенности, он испугался. Гинек не верил в предрассудки, но говорят же, что неприятности ходят всегда по три. Две он уже получил.
В Словакию Гинек съездил напрасно, ничего не решил, только потратил два дня. Теперь он понимал, что допустил ошибку, не потребовав развода еще в то время, когда переселился к Шарке. Ведь он должен был тогда предположить, что Марика не будет торопиться с разводом. В здание юридической консультации при районном суде Липтовски-Микулаша он вошел весьма решительно. В коридоре с множеством дверей постучал в ту, которая была к нему ближе всех… Стол почти закрывал сидевшего за ним маленького человечка.
— Юридический консультант Маркович, — представился человечек, и его ладошка утонула в руке Гинека. — Чем могу служить?
— Я хочу подать заявление с просьбой о разводе. — Гинек нервно откашлялся. Неожиданно ему показалось неудобным рассказывать совершенно постороннему человеку о своих личных делах. Маркович это заметил.
— Для того чтобы суд развел вас, вы должны доказать, что ваш брак не оправдал надежд, которые возлагало на него наше общество. Понимаете? — подбодрил он Гинека.
Гинек вспомнил, как об этих самых надеждах общества говорил им работник Национального комитета на свадебном обряде. Тихим, глухим голосом, так, что собравшиеся едва его слышали, он говорил о взаимной вежливости, о назначении семьи и воспитании детей. Что же из всего этого было свойственно им? Наверное, только вежливость. Создавать по-настоящему семью Марика не желала до полного выяснения, где они будут жить. Надежды их развеялись так же, как растворилась в приглушенной мелодии органной музыки невыразительная речь работника Национального комитета.
— Я познакомился со своей женой пять лет назад, — заговорил Гинек. — В то время я учился в высшем военном училище в Липтовски-Микулаше.
— Понимаю. — Адвокат жестом показал, что извиняется за то, что перебил его. — Она отказывается ехать к месту вашей службы, — добавил он уверенным голосом.
— Все, конечно, сложнее, но в принципе так, — согласился Гинек и удивленно взглянул на адвоката. — Откуда вам об этом известно?
Маркович положил на стол блокнот и задумчиво закивал.
— Во-первых, вы не первый, кто обращается ко мне с подобным делом. А во-вторых, я уже имел честь разговаривать здесь с вашей женой.
— Вот как? — с нескрываемым удивлением воскликнул Гинек.
— Не сердитесь, пан инженер. Вы ведь инженер, не так ли? — уточнил он. — Извините за то, что фамилия вашей жены не запечатлелась в моей памяти. Разводов, знаете ли, все больше и больше… Пани Ридлова обращалась ко мне с такой же просьбой примерно полгода назад.
— Но в таком случае я бы получил повестку… — растерянно возразил Гинек.
— Нет, пан инженер. До этого дело не дошло… Хорошо помню, что мы тогда подготовили все документы… однако на следующий день ваша жена раздумала подавать на развод.
«Что означала эта комедия, Марина? Ведь наш брак распался, мы строили его на песке, и наша ошибка в том, что мы не поняли этого раньше. Собственно, и времени не было понять это. Виделись мы, если это удавалось, по субботам и воскресеньям у твоих родителей, где ты принадлежала не только мне, но и им. Окруженные заботой твоей матери и отца, ослепленные любовью, мы многое просмотрели. А потом мне зачитали приказ о направлении на службу в Борек. Ты заканчивала учебу, виделись мы все реже и реже. С нами остались только мечты, как мы заживем, когда ты закончить институт и мы наконец будем вместе. Говорили-то мы одно и то же, а вот думали о разном. Первыми это поняли твои родители. Они почувствовали себя в опасности — дочь, с которой они связывали свою будущую жизнь, отдалялась от них. Когда вам вручали дипломы, я узнал, что ты приняла предложение остаться там же, в местном детском оздоровительном центре. Брак, построенный на песке, постепенно разваливался. А у нас с тобой не нашлось достаточно сил, чтобы воспротивиться этому…»