— У нас есть другая информация, товарищ поручик, — заявил один из полковников.
Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не крикнуть, что я не лгун.
— Как же он мог быть хорошо проинструктирован, если опоздал на инструктаж? — спросил меня другой член комиссии.
— Да, опоздал, — признался я и рассказал о причине опоздания.
— Причину опоздания он назвал сам?
— Проверить это на месте я не мог. — Я начал нервничать.
Теперь они совсем не казались приветливыми. Видимо, посчитали меня дерзким.
— Но вы допускаете, что из-за опоздания водитель не был как следует проинструктирован? — сделали они еще одну попытку.
— Естественно, не допускаю. Я его инструктировал дополнительно.
— Так, значит, виновных нет, — иронически заметили они.
— Есть. Водитель грузовика. Его скорость не соответствовала условиям дороги. Он виноват прежде всего.
— А вы, значит, во всем этом деле невинные овечки, — заявил старший комиссии.
— Нет, и я еще долго не перестану упрекать себя.
Они с удивлением посмотрели на меня, стараясь определить, в чем же я не перестану упрекать себя.
Я не собирался долго испытывать терпение членов комиссии.
— Мы были довольны, что учения прошли для нас успешно. Но радовались немного рано. И если мы обращали внимание солдат на сложности обратного марша и призывали их соблюдать осторожность, то сами не думали, что при этом могло что-нибудь произойти. Солдаты почувствовали наше настроение и восприняли все предостережения недостаточно серьезно.
В этом смысле прозвучало и заключение комиссии.
Индра неделю не разговаривал со мной.
ЧП висело над нами как дамоклов меч. Оно отрицательно сказалось как на оценке батальона, так и на нашем самосознании, хотя десатник Боушка, вопреки нашим опасениям, быстро поправлялся.
Так вот получается в жизни — одно происшествие перечеркивает все то хорошее, что ему предшествовало.
Мы боролись с трудностями, мерзли на стрельбище или на танкодроме, но на совещаниях и собраниях нас все равно критиковали.
— Зайди ко мне, будь добр, — услышав мое «слушаю», сказал однажды Индра тоном, совсем не напоминающим просьбу.
Я вошел в кабинет и увидел, что у Индры сидит незнакомый мне поручик Корпуса национальной безопасности, представившийся как Влтавский.
— Товарищ поручик интересуется рядовым Вашеком, — ввел меня в курс дела Индра. — Прежде всего речь идет о том, где этот парень провел прошлое воскресенье. Был ли он за пределами гарнизона.
— Это нужно проверить, — ответил я.
— Мы уже проверили, — сказал Индра. — Увольнительную ему не давали, но в субботу он все же находился за пределами гарнизона.
— А может, все же не выходил?
— Нам надо знать точно, — заявил Индра.
— Но это же очень просто уточнить. — Я никак не мог понять, для чего нужна эта говорильня.
— Разумеется, просто, но мы сначала хотели переговорить с тобой. Может быть, ты что-нибудь знаешь об этом. Мы хотели уточнить, может, ты ему разрешал съездить домой.
— Ничего не понимаю!
— Послушай, Петр, в батальоне все знают, что Вашек твой любимчик. И что от тебя иной раз он получает увольнительные, — проговорил Индра спокойным тоном.
Я попытался изобразить обиду. Индра, кажется, на мою попытку не обратил внимания, потому что, повернувшись к поручику, сказал:
— Так уж заведено, что у каждого из нас есть свой любимчик. Солдат, который умеет то, что мы не умеем, а очень хотели бы уметь. Мы создаем ему для этого необходимые условия, простите меня за это выражение, и греем руки на его успехах.
Индра наверняка наводил критику за футболиста Гоштялека.
Я задумался. Как, собственно, получилось, что рядовой Вашек стал моим любимчиком? Ведь при первой встрече с ним я решил обходиться без его услуг.
Впервые он появился на сцене, точнее в моем кабинете, когда я спустя некоторое время после назначения на должность обсуждал с агрономом госхоза вопросы воскресной добровольной помощи членами Союза молодежи в уборке картофеля. Запоздалому урожаю грозила гибель под покровом снега, поэтому командир полка разрешил нам оказать помощь госхозу.
Уже в начале недели командиры рот передали мне списки людей, добровольно согласившихся принять участие в работе. Принципу добровольности придавалось особое значение, в частности потому, что недостатка в добровольцах не было. Солдаты видели в этой помощи смену обстановки для себя, потому что в этом мероприятии должны были принять участие девушки с соседней текстильной фабрики. Ванечек успел рассказать мне, что в прошлом году при оказании подобной помощи возникла большая проблема.