Остается еще добавить, что, когда у нас вместо одного наследника появились сразу двое, у Лиды и ее матери возникло столько забот, что моя жена была вынуждена приостановить учебу не на год, а на период в два раза больший, так что только после моего прихода в батальон и переезда на новую квартиру она получила возможность учиться дальше. С необычайной решительностью и самоотдачей, о чем далее еще пойдет речь.
Рано утром, направляясь в свой кабинет, я задумался и чуть было не столкнулся с поручиком Логницким, командиром первой роты, и его заместителем по политической части, выпускником института четаржем Петрачеком. Всегда, когда мне приходилось видеть их вместе, я с трудом сдерживал улыбку. Логницкий со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами вовсе не выглядел карликом, но рядом с двухметровым Петрачеком, новоиспеченным горным инженером и приличным баскетболистом, почти совсем терялся.
— Товарищ поручик, разрешите обратиться! — выпалил Логницкий.
Открыв кабинет, я предложил им сесть.
— Наверное, мне придется подать рапорт о переводе в другую часть, — сообщил мне Логницкий, едва коснувшись стула.
— Снова? — спросил я. От Индры мне было известно, что Логницкий, когда ему начинает казаться, что кто-то мешает в развитии его способностей, всегда прибегает к такому приему.
— Или Гоштялек, или я! — решительно заявил поручик.
Я заметил, что Петрачек согласно кивает, и у меня появилось предчувствие, что с этой парой наверняка будут проблемы. Я попросил Логиицкого рассказать, в чем дело.
— Ведет себя дерзко, делает, что хочет, и больше времени проводит в санчасти, чем на занятиях, — объяснил он.
— И ты не можешь найти выход? — умышленно изобразил я удивление.
— А что я могу сделать? — ответил Логницкий.
— Нажми на него чуть-чуть с занятиями, чтобы он почувствовал, как другим приходится, — посоветовал я ему. — А я как-нибудь приду посмотрю, как он ведет себя на политзанятиях, — добавил я, взглянув на Петрачека, и с удовлетворением заметил, что они растерялись. Оба сразу.
— И вы говорите это… — попытался задать вопрос Логницкий.
— … совершенно серьезно, — не дал я ему закончить.
— А если… — Они еще не успели избавиться от растерянности.
— Скажешь, что так посоветовал я. Не бойся, я от своих слов не откажусь.
Когда они собирались уже выйти, чтобы незамедлительно реализовать мои советы, я спросил Логницкого:
— А что говорит устав о прическе? — Конечно, это он знал точно.
— Вы думаете, что я смогу? — неуверенно спросил он.
— Да уж постарайся, — ответил я спокойно, сознавая, что мне предстоит плыть против течения. — А ты особенно в это дело не лезь. Товарищ поручик сам разберется, — добавил я, повернувшись к Петрачеку.
Подождав несколько минут после их ухода, я набрал номер телефона поручика Логницкого.
— Я не хочу больше видеть твоего замполита в той форме, в которой он был сегодня у меня. На это вам даю сорок восемь часов. Говорю «вам», но это не значит, что я с тобой перешел на «вы». Я имею в виду тебя и старшину. Как можно человека с высшим образованием, к тому же интеллигента, одеть в такую форму? Он же выглядит как нищий на паперти.
— Я вчера весь день занимался этим, и безрезультатно, — с обидой ответил Логницкий.
— Не хочешь же ты сказать, что в наших вооруженных силах не предусмотрено, что некоторые военнослужащие могут вырасти до двух метров?! — начал я сердиться.
— Предусмотрено, я в этом не сомневаюсь. Но никому и в голову не пришло, что такой длинный военнослужащий будет проходить службу именно в нашем гарнизоне. Поэтому форма сверхбольших размеров, выписанная по моему запросу, пока еще где-то путешествует.
— Если я не ошибаюсь, парни с высшим образованием служат только один год. Было бы желательно получить форму до истечения этого срока.
— Значит, нужно будет поднять шум, — сказал Логницкий.
— Хорошо, подними шум, но только соблюдая правила воинской вежливости, — добавил я на всякий случай.
Затем меня захватил круговорот обычного дня политработника мотострелкового батальона.
День выдался напряженный, и домой я вернулся позднее, чем обычно. Петя и Павлик уже спали. Ребята стали хорошими крепышами, так что детские кроватки им были уже тесны. Они спали с выражением детской невинности на лицах, и я с обидой и жалостью осознал, что лучше всего знаю, какие они во сне.
Лида что-то исправляла в тетрадях и казалась неприступной. Через минуту она негромко вздохнула и красной ручкой стала делать исправления в тексте. И чем больше становилось красных пометок, тем яснее на ее лице можно было увидеть выражение упорства.