Понимая, что вместе нам идти около ста метров, я не мог тянуть время.
— Ваш муж прекрасный парень и не заслуживает плохого отношения, — сказал я.
— Я не понимаю вас, — с удивлением произнесла Моутеликова.
— Ну что вы! Понимаете, очень хорошо понимаете.
— Знаете что, — от ее приветливости вдруг ничего не осталось. — Позаботьтесь лучше о себе! — И, повернувшись на каблучках, она исчезла.
Про себя я согласился с идеей Едлички, что Моутелику следовало бы обо всем рассказать.
В тот день, пытаясь найти подходящий момент, я несколько раз заходил в роту Моутелика. И каждый раз понимал, что отрывать его именно в этот момент было бы неправильно.
Только к вечеру я определил, что настало подходящее время.
— Ты пойдешь в садик за Яничкой? — спросил я его без всякого вступления.
Он ответил, что сегодня ребенка заберет жена. Это позволило мне пригласить его в клуб на чашку кофе.
В клубе было пусто. Тем не менее я выбрал столик в укромном уголке. Кофе в чашках уже остывал, а я все не знал, как перейти к главному вопросу. Моутелик, видимо, думал, что ему придется услышать от меня выговор за его работу. Придумать какую-нибудь хитрость я не смог и тогда прибег к простейшей банальности:
— Как дела дома, Михал? Как жена?
— Жена очень довольна, — ответил он, удивленный моим вопросом. — На фабрике ей нравится. Правда, работы у нее много, но она не жалуется.
— Наверное, часто поздно возвращается домой? — Я попытался приблизить разговор к сути дела.
— Часто.
— А тебе не приходит в голову, что она может возвращаться домой не с фабрики? — спросил я, взвешивая, насколько разумный оборот я избрал.
Моутелик с гневом посмотрел на меня:
— Эту болтовню можешь оставить для себя!
С тех пор как мы были знакомы, Моутелик впервые обратился ко мне на «ты». Но в данном случае речь не шла о проявлении дружеских чувств.
— Не бойся, выливай все. Стреляться с тобой я не буду. Я уже привык к таким разговорам, начинающимся как бы невзначай, как и твоя беседа, но в них речь всегда идет о том, чтобы я понял, что жена мне неверна. А сейчас ты, наверное, хочешь сказать, когда, где, кто и с кем ее видел. Избавь меня от этого. То, что Яна неверна мне, я знаю давно. И то, что особенно не выбирает, тоже знаю. Это неприятно, но что поделаешь?! Если у тебя больше ничего нет, я пойду. Это только ее и мое дело. Ты в это не вмешивайся… Я знаю, ты думаешь, что заслуживаешь большой благодарности за то, что устроил ее на работу. Совсем нет. Она находила время, чтобы убежать, даже когда сидела дома.
Он допил кофе и, бросив на стол три кроны, хотел уйти.
— Но не можешь же ты терпеть это до бесконечности! Чего ты ждешь? Что она возьмется за ум или ей опротивеет такая жизнь? А если не возьмется?
Я с удовлетворением отметил, что Моутелик снова сел.
— Если ты хочешь предложить мне развестись с ней, то прими во внимание, что до тебя мне что-то подобное предлагали десятки людей. Но я не хочу с ней разводиться, понимаешь?
— Я понимаю, у вас Яничка.
— Да, именно, но прежде всего потому, что я люблю свою жену. Она это знает и когда-нибудь все-таки должна понять, что нельзя до бесконечности обижать человека, который ее любит. Я ее уговорил, когда мне было двадцать, а ей шестнадцать лет. Я был у нее первым парнем. Через два месяца после этого мы поженились. Должны были пожениться. Потом я четыре года учился в училище и приезжал домой один раз в месяц. Она понимала, что молодость проходит. И решила это по-своему. А я, товарищ поручик, уже несколько раз заставал ее с другим, поэтому особенно не удивляюсь. Понимаю, что вам это покажется странным, но я не знаю, как себе помочь.
— Всего минуту назад мы были на «ты», — заметил я.
— Это от злости, что снова все повторяется. Извините.
— Может быть, нам перейти на «ты» и когда злость уже прошла?
— Нет, — покачал он головой. — Этого я не могу допустить. Я знаю людей, которые между собой на «ты», а про себя думают, как бы другому ножку подставить. И людей, которые разговаривают на «вы», оставаясь лучшими друзьями.
— Я должен признаться, что не очень тебя понимаю.
— Иногда я и сам себя не понимаю. Но об одном прошу вас, товарищ поручик. За недостатки в роте можете меня как угодно наказывать, но в мои домашние дела, пожалуйста, не вмешивайтесь. Может быть, я и ненормальный, но я все же думаю, что сумею навести порядок сам.
Я тоже бросил на стол три кроны, так что мы могли уйти.
Как-то незаметно наступила середина летнего периода обучения. Лида по вечерам заполняла табеля успеваемости своих учеников. За каждую плохую оценку она страшно переживала и, казалось, была готова заранее извиниться перед ее обладателем.