Я уже хотел высказать подполковнику Томашеку свое мнение, но он остановил меня:
— Ничего не говори, еще есть время. Я согласился, что время еще есть.
— Ты уже читал об инициативе? — вдруг спросил Томашек.
Я утвердительно кивнул.
— Ну и как?.. — попытался он что-нибудь выведать.
— Это не для нас. Мы бы не смогли.
— Это твое мнение или Индры?
— Нас обоих, — ответил я.
Подполковник Томашек укоризненно посмотрел на меня, и я понял, что должен уточнить свое заявление, а потому добавил:
— Больше его, чем мое.
— Значит, именно этим вы будете заниматься со всей ответственностью, — облегченно произнес он.
— Будем, — ответил я.
— А то, что через год ты поедешь на учебу, не должно быть для тебя препятствием, — заметил он.
Я немного обиделся, что он напоминает мне об этом, и, может быть, поэтому спросил его:
— У врача вы все-таки еще не были?
Грустно взглянув на меня, он ответил:
— На это будет свое время, дружище. И довольно скоро.
Дома Лида встретила меня вопросом, не чувствую ли я какого-либо постороннего запаха.
Я не понял, что должен был чувствовать.
— Как будто что-то гниет, — уточнила Лида, заметив мой вопросительный взгляд.
Я никогда не считал, что обладаю каким-то сверхъестественным обонянием, поэтому меня совсем не обеспокоило, что я ничего не чувствовал.
Между тем Лида внимательно осмотрела всю квартиру, проверила шкафы, заглянула под диван. Источник неприятного запаха ей обнаружить не удалось, и это привело ее в нервозное состояние.
— Где-то здесь должно быть что-то такое, что распространяет этот запах! — Она не хотела так просто сдаваться. — Дети, наверное, притащили дохлую мышь и спрятали ее где-нибудь.
Казалось, Лида с радостью вытащила бы детей из кроватей и подвергла перекрестному допросу, но, к счастью, она не сделала этого.
В конце концов она оставила поиски и, видимо, пришла к заключению, что я вообще-то заслужил ужин. Едва я вошел в кухню, у меня возникло такое же чувство. Я уловил любимый запах, распространяющийся с кухни. Постепенно я догадался, что на ужин у меня будут галушки.
Когда Лида поставила передо мной тарелку, я обрадовался, что не ошибся в своих предположениях. Но она понюхала, поморщилась и заявила:
— Что-то не нравится мне это мясо. Кажется, тебе не стоит его есть. Лучше я сделаю яичницу.
Я тоже понюхал, решив, что, если будет хоть малейшая возможность, не откажусь от своего любимого блюда. И, снова ничего не почувствовав, с аппетитом, слегка ослабленным Лидиными подозрениями, принялся за еду.
— И все-таки мне кажется, что тебе не следовало бы это есть, — повторила она, когда я ринулся на кухню за следующей порцией.
Я привык поворачиваться к проблемам лицом и не люблю откладывать их решение на потом, поэтому еще во время ужина я сказал Лиде:
— Сегодня я узнал от подполковника Томашека интересную новость, — и многозначительно помолчал в ожидании, что Лиду заинтересуют подробности.
Однако мое ожидание не оправдалось. На это сообщение она вообще не обратила внимания, потому что именно в этот момент занялась холодильником. Причем на лице ее сохранялось кислое выражение.
— Что ты делаешь?
— Нужно его как следует вымыть. Что-то испортилось, и появился нехороший запах.
Я наклонился к холодильнику, но и на этот раз ничего не почувствовал.
— У меня пропало обоняние, — заявил я, хотя нисколько не пожалел о пропаже. В определенных условиях без обоняния можно жить лучше, чем с обонянием.
В то время как Лида чистила холодильник, меня осенила мысль, которая, особенно с учетом сообщения Томашека, испугала меня.
Прошло несколько минут, прежде чем я задал довольно обычный на первый взгляд вопрос:
— А соленого огурчика тебе не хочется?
— С того года, когда был очень хороший урожай на огурцы, я их видеть не могу, — ответила Лида, не уловив намека в моем вопросе.
Я почувствовал значительное облегчение. И так как это было в моей привычке, я решил взять быка за рога и сказать Лиде все.