— Пойду вперед, — поняв это, сказал сменщик Шебека и отошел.
— Я хотел бы вас поблагодарить, — сказал Бартоничек, когда они остались одни. — Я давно собирался и чуть не прозевал.
— За что, скажи, пожалуйста?
— Хотя бы за то, что я сумел вылезти из этого происшествия со своими друзьями, — проговорил он, немного удивленный, как это может быть кому-нибудь непонятно.
— За то, что ты вылез из него с условным наказанием, ты должен поблагодарить только себя. Хорошо, что у тебя хватило смелости порвать с ними. — Шебек пытался побыстрее закончить разговор, от которого он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Если бы не вы, я никогда бы не поверил, что смогу так поступить. Если бы вы не дали мне внеочередного увольнения, я бы был одним из них. К счастью, я нашел в себе силы, чтобы решиться не ходить с ними. Думаю, что на суде это сыграло важную роль. Спасибо за это армии и вам!
— Ты преувеличиваешь мои возможности.
— Ничуть не преувеличиваю, — возразил Бартоничек. — А вы человек что надо.
— Не будь дерзким! — Шебек прервал его дифирамбы.
— Ребята у нас говорят то же самое, — не сдавался Бартоничек.
— Кто, например? — заинтересовался Шебек.
— Все, — сразу же ответил Бартоничек.
— Если бы это было так, то мне следовало бы уйти из партполитаппарата. Людям, старающимся поддерживать хорошие отношения со всеми, в политической работе нечего делать. Но, к счастью, в этом ты не прав. Когда мы провалились с обязательствами, нашлось немало солдат, радовавшихся этому.
— Их было-то всего два-три человека, — уточнил Бартоничек. — И мы сами с ними разобрались. Что касается Гоштялека, вы все знаете. А если о других инцидентах вам неизвестно, так это хорошо. Об этом не стоит и говорить.
— О каких инцидентах ты говоришь? — спросил Шебек.
— Я же говорю, что об этом не стоит и вспоминать, — Бартоничек немного успокоился и говорил не так взволнованно, как в начале беседы. — Обошлось без доктора.
Шебек понял, что расспрашивать о подробностях бесполезно.
Бартоничек хотел еще что-то сказать, но его перебил десатник Микеш. Поздоровавшись, он спросил разрешения поговорить с поручиком Шебеком. Затем пригласил его на собрание актива членов Союза молодежи.
— Ни о каком собрании актива я не знаю, это во-первых, а во-вторых, завтра я уезжаю, если тебе это еще неизвестно, — заявил Шебек.
— Мы на этот раз решили… без разрешения. — Микеш немного перепугался. — Собрание актива состоится сегодня после обеда и не будет длинным.
Собрание действительно не было длинным. Они подготовили коробочку с набором ручек и сказали по этому поводу несколько красивых слов. Когда рядовой Потучек передавал ему эту коробочку, то Шебеку пришлось напрячь все свои силы, чтобы никто не заметил, как он расчувствовался.
Но Микеш заметил это и истолковал по-своему.
— Я знаю, что у Потучека хромает дисциплина, но он настоял на том, чтобы передать вам этот сувенир. Мы не смогли ему отказать.
— При его весе, пардон, массе я бы тоже не смог, — пошутил Шебек и понял, что снова комок к горлу подступил. И, чтобы скрыть волнение, сказал, хотя всерьез так и не думал: — Но вы, конечно, этот сувенир купили не на деньги Союза молодежи? А то мне пришлось бы из этого сделать вывод… — И сразу же за этот упрек извинился перед ними. Мысленно, но извинился.
Франтишек Мандат
Барьеры
Повесть
В комнату проник бой башенных часов. Гинек Ридл насчитал сначала четыре глухих удара, а затем двенадцать раскатистых, громких, которые подстегивали, призывали к действию. Но это была еще не полночь. Часы борецкого костела спешили, и им было совершенно безразлично, что Гинек любит точность, точность прямо-таки до секунды.
Из радиоприемника доносились заключительные аккорды концерта Моцарта для фортепиано и оркестра. Слушая резкие ритмические вариации, Гинек ощущал легкое беспокойство, хотя и знал, что ждать точного сигнала, возвещающего начало нового дня, не имеет никакого смысла. Просто он чисто символически определил для себя эту полночь как Рубикон, решительный поворот в его жизни. Но на самом деле все рухнуло уже год назад. Марика не шла ни на примирение, ни на компромисс. Холодное, короткое поздравление на обратной стороне открытки подтверждало это.
Шесть, пять, четыре…
Звуковые точки, посылаемые репродуктором, напомнили Гинеку о том, что именно сейчас завершается третье десятилетие его жизни. Однако ничего необычного в связи с этим он не переживал. Прислонившись к раме холодного окна, он смотрел в неприветливую ночь. Порывистый ветер швырял оземь капли дождя и мокрые снежинки.