После того повел со мной беседу: на много ль обесхудобилась деревня, сколь велик озимый клин. Я ему отвечал спокойно, ибо я понял, каков человек Ленин. И вошел в такую смелость, что сказал про обувь. Конечно, и в мыслях не держал, чтобы просить, а объяснился, как ее истоптал. Тут некоторые лица стали вроде бы посмеиваться. Ленин ничего не сказал, поглядел мне на ноги, взял листочек и — вот написанное его рукою…
Старик снял домотканые варежки, расстегнул кожух негнущимися пальцами. С великой бережностью вынул из матерчатого кошелька бумажный листок, протянул его своему соседу-красноармейцу. Листок медленно передавали из рук в руки.
За четыре года карандашные буквы на листке поистерлись и с трудом можно было разобрать:
«В упр. д. Т-щи!
Надо устроить ему
сапоги.
В. Ленин».
— Вот… еще не износил! — сказал старик, и все молча посмотрели на его тяжелые, добротные сапоги.
Когда бумажка вернулась к старику, он с той же осторожностью убрал ее в матерчатый кошелек. Поглядел на нескончаемые людские колонны, втекавшие на площадь со всех сторон, и сказал:
— Не тот есть человек, от кого плачут, а тот, по ком плачут!..
Эта ленинская записка не сохранилась в подлиннике. Неизвестным остался и тот, кому она была предназначена. Но люди у костра ее видели, держали в руках, и в те же январские дни в «Правде» было рассказано о «знакомом Ленина» и напечатаны коротенькие, волнующие строчки, написанные Владимиром Ильичем в тесной, прокуренной заводской будке.
ПОПРАВКА К РИСУНКУ
В мастерской народного художника висит на стене акварельный рисунок: «Ленин на субботнике в Кремле. Май 1920 года».
Подставив плечо под тяжеленный кряж, Владимир Ильич несет его вместе с другими, крепко придерживая рукой дубовую махину. Он в своей неизменной кепке, в рабочей куртке, в солдатских защитных брюках и грубых ботинках. Виден кусок кремлевского двора, каким он был в те годы, фигуры работающих. На высоком древке, воткнутом прямо в землю, плещется красный флаг.
Художник рассказывает:
— С этим рисунком у меня связана одна удивительная история. Нет, не ждите от моего рассказа каких-то необычайных приключений. Их не будет! История эта, в сущности, очень простая и вместе с тем она волнующе необыкновенная.
Давно уже хотелось мне нарисовать Владимира Ильича на кремлевском субботнике. Тема эта трудная, требующая основательной подготовки. Она захватила все мои помыслы на долгое время. Я днями просиживал в библиотеках, архивах, читал воспоминания, разыскивал документы, фотографии, относящиеся к тому далекому Первомаю. Но самое главное, в чем мне посчастливилось, — это встречи с его живыми участниками.
Я встречался с бывшими курсантами Кремлевской школы — теперь уже пожилыми людьми. Они подолгу ходили со мной по Кремлю, показывали и рассказывали, и я подбирал драгоценные камешки-самоцветы, которые сохранила их память.
Вот здесь, на Ивановской площади, неподалеку от Царь-колокола, построились курсанты перед выходом на субботник. А вот с этой стороны как-то незаметно подошел Ленин в рабочей одежде и попросил комиссара школы показать ему, где встать. Комиссар поставил Ильича на правый фланг. Вот тут он стоял, почти рядом с Царь-пушкой. Заиграл оркестр, колонна зашагала к месту работы.
Еще виднелись на территории Кремля следы Октябрьских боев с юнкерами: разбитые повозки и орудия, воронки от снарядов, доски от разобранных баррикад. Повсюду — кучи слежавшегося щебня, битый кирпич, камни, остатки разрушенных строений.
Работы было много, очень много. И Ленин работал не покладая рук. Носил бревна, доски, разбивал киркой каменно-плотный щебень. Спорил, когда ему потихоньку «подсовывали» более тонкий конец доски: «Нет, товарищи, так не пойдет! Давайте по справедливости».
Так работал он час, другой, как будто не зная усталости. Ему говорили: «Владимир Ильич, мы и без вас управимся, у вас имеются дела поважнее!» А он отвечал: «Сегодня самое важное — работать на субботнике. Я тоже житель Кремля, меня это касается, как и всех вас!»