Эти трое-четверо катанийских вулканологов в течение многих лет поднимали на смех всякого, кто заикался об опасности. Они берегли себя от физического напряжения и боялись даже намека на риск. Сейчас они только что объехали все кратеры на машине, а профессор, играющий при них роль лидера, даже перелетел через вулкан на вертолете. Ничего угрожающего они не заметили, и профессор изрекал округлые успокаивающие фразы с той же непоколебимой уверенностью, с какой его парижский коллега витийствовал тремя годами ранее на Гваделупе. Я не желал, да и не мог вести дискуссию, к тому же еще по-итальянски, в обстановке политического митинга. Пользуясь посредничеством Антонио, я проинформировал представителей властей о моих невеселых соображениях, после чего мы отправились спать. На следующее утро мы имели возможность наблюдать в бинокль за лавой которая текла все так же плотно. Утешительная гипотеза явно не подтверждалась. Лава все еще находилась в нескольких километрах от Форнаццо, но двигалась неуклонно, как и прежде. Следовательно, под пробкой, заткнувшей кратер, продолжал накапливаться газ, и давление его росло.
Мы вновь поднялись на вершину. Там все было тихо, как и вчера. За беззаботными дымками дно бокки Нуова оставалось невидимым, и мной овладело предчувствие неминуемого взрыва. Я ускорил шаг, и мы почти бегом обежали все четыре кратера, а потом вскочили в машину и помчались вниз. По сути говоря, это было бегство.
Наблюдая с террасы в нижней части Валле-дель-Бове, мы убедились, что лава и не собирается останавливаться, так что это вовсе не конечная фаза вчерашней бурной активности. Я попросил Антонио собрать всех проводников. Мне хотелось объяснить им, почему впервые за тридцать лет я считаю, что положение является угрожающим настолько, что нам не следует даже показывать носа на вершину Этны. Мне также хотелось услышать их мнение, так как они лучше кого бы то ни было знают свою Монджибелло.
Все поддержали меня и в правоте моих рассуждений, и в том, что следует запретить восхождение к кратерам до тех пор, пока скопившиеся газы не выйдут наружу. Я поручил старшему проводнику - Антонио - довести все это от моего имени до сведения префекта, а затем поспешил в Катанию, чтобы поспеть к первому самолету на Рим, а оттуда - в Париж.
Немедленно был наложен запрет на всякое восхождение к вершине. В течение трех-четырех дней проводников не покидало беспокойство, и никому не приходило в голову возражать. Между тем, поток лавы остановился, к счастью не дойдя до Форнаццо. Казалось, вулкан мирно уснул, как это бывает всегда в промежутках между периодами активности. Оказавшись по прихоти Этны не у дел, проводники воспользовались вынужденным простоем по-своему: один строил дом, другие работали в поле, после чего все дружно спускались на берег Ионического моря и до отвала объедались рыбой.
На четвертые сутки началось брожение умов: нашлись катанийские вулканологи, категорически заявившие, что мой тревожный прогноз не стоит ломаного гроша, что вулкан спокойно спит и что, стало быть, можно без опаски снова идти к кратерам Этны. Декларации высокоученых мужей запестрели на страницах газет, зазвучали по радио и в телевизионных программах, и туристская компания - организатор экскурсий на верхнюю Этну - в приказном порядке призвала проводников возобновить сопровождение экскурсий к вершине. Несколько проводников, не доверяя доводам кабинетных вулканологов, отказались подчиниться, и им начали грозить судебным преследованием за организацию незаконной забастовки. И вот снова от восхода до глубокой ночи закрутился обычный летний конвейер, автобусы-вездеходы выгружали толпы туристов... 2 сентября в 17 ч 47 мин тишину разорвал взрыв, которого ждали уже пять недель. Погибло девять человек, раненых было вдвое больше.
Я уже говорил, что мое августовское заключение на сей раз не было основано на данных каких-либо физических, химических или географических измерений. К логическому выводу я пришел, наблюдая за обстановкой, анализируя увиденное и опираясь на свой долгий опыт. И то, что мой вывод подтвердился, вызвало недовольство так называемых вулканологов, причем не только в Катании.
Спустя какое-то время некоторые из них попытались доказать, что роковой взрыв никак не был связан с выходом газов из августовских потоков, а объяснялся просто неудачным стечением обстоятельств, приведшим к катастрофе. Во-первых, говорили они, на Этне в начале августа прошли грозовые дожди. В жерло бокки Нуова попало много воды, которая пропитала слой обломков, а также проницаемый слой, выстилавший дно. Во-вторых, под действием силы тяжести все это соскользнуло вниз и закупорило все отдушины, имевшиеся на дне. В-третьих, вода продолжала просачиваться через эту проницаемую пробку и в определенный момент превратилась в пар, так как в действующем вулкане температура стремительно нарастает с глубиной. В-четвертых, параллельно с повышением температуры росло и давление образующегося водяного пара. В-пятых, давление возросло настолько, что вытолкнуло пробку, заглушавшую канал.
Подобное объяснение преследовало цель снять ответственность с представителей администрации, с туристической компании и прежде всего с тех вулканологов, что с 8 августа до 12 сентября неустанно твердили, что никакой опасности нет и в помине. Кроме того, оно льстило самолюбию и самих вулканологов, и солидарных с ними коллег во Франции и Англии.
Гипотеза о том, что взрыв был вызван не магматическими газами, а парами воды, содержала в себе внутреннее противоречие. Согласно этой гипотезе, пробка в канале вулкана должна быть, с одной стороны, водопроницаемой, чтобы дождевая вода могла просочиться внутрь и пройти на достаточную глубину, где она якобы превратилась в пар, а с другой стороны непроницаемой, иначе пар не мог бы набрать нужное для взрыва давление. Мой ответ таков: если пробка оказалась настолько проницаемой, что вода смогла просочиться вниз, то в таком случае пар никак не смог бы накопиться под ней и вызвать взрыв, а скорее он прошел бы насквозь и наружу. Но взрыв-то последовал!..
Пробка состояла отнюдь не из свежей лавовой массы, а исключительно из твердых горных пород. Под ней скопились газы, и пробку разорвало. Вполне очевидно, что эта пробка была абсолютно непроницаемой, иначе все, что под ней собиралось, будь то водяной пар или магматический газ, постоянно просачивалось бы наружу. Уж если она не пропустила наружу газы, которые в итоге выбросили ее на поверхность (а этот факт оспаривать трудно), то и дождевая вода не могла бы попасть внутрь. И отчаянная попытка со стороны вулканологов, раздосадованных очередной демонстрацией их неумения вовремя разобраться в механизме извержения, оправдать себя, оказалась подобна лопнувшей шине.
В результате меня лишили всех званий и сместили со всех постов, занимаемых мной в Международном институте вулканологии, который сам же я и создал за 18 лет до того.
Глава шестая,
в которой говорится о самых известных вулканах и об опасностях, связанных с массовым туризмом, а также о риске, которому подвержены селения и городки на Этне.
По-настоящему знаменитых вулканов на свете не так много - Везувий, Фудзияма, Попокатепетль, Кракатау, Мон-Пеле, недавно прославившийся Суфриер, Сент-Хеленс, Галунггунг, Эль-Хихон. И конечно, с незапамятных времен Этна.
Известность их порождена различными причинами. Везувий все знают потому, что с 1631 по 1944 г. он находился практически непрерывно в состоянии бурной активности, а это была эпоха зарождения и расцвета наук о Земле. Кроме того, на него были постоянно обращены взоры жителей крупного города - столицы королевства Обеих Сицилий. Именно Неаполь с его королевским двором, посольствами, художниками, писателями и толпами приезжих из разных стран (ведь Неаполь - крупный морской порт) принес славу Везувию, сделал всеобщим достоянием его пышный султан и потоки раскаленной лавы, а также поведал миру о колоссальных жертвах в засыпанных пеплом Помпеях и Геркулануме.