Впрочем, интересные вещи на Этне приключаются не только летом, но и зимой. Пока лава не разрушила нашу "Оссерваторио Этнео", мы часто пользовались ею как приютом. Уж и не сосчитать, сколько зимних недель просидели мы в ней за те двадцать лет, что северо-восточная бокка работала как заведенная. Но с тех пор, как в 1971 г. наша обсерватория скрылась под слоями лавы, зимние экспедиции на Этну стали технически намного сложнее.
Начавшееся в марте и продлившееся до самого июня извержение 1971 г. было одним из самых крупных за последние пятьдесят лет. Его можно с полным правом сравнить с извержением 1928 г., разрушившим Маскали, с событиями 1950-1951 гг., когда лава от верхнего края Валле-дель-Бове дошла до Мило и Форнаццо, а также с мощным прорывом лавы в 1964 г., до неузнаваемости изменившим внешний облик вершинного кратера и затронувшим западный склон самый малонаселенный из всех.
Извержение 1971 г. началось примерно на отметке 3000 м, на южном подножии верхнего конуса, где раскрылось несколько коротких параллельных трещин в направлении север-юг. На трех из них появилось несколько отверстий, из которых под большим давлением стали вырываться газы, а также бомбы и куски шлака, вскоре насыпавшие вокруг каждого жерла отдельный конус, или скорее кольцевую стенку высотой от 10 до 20 м. Лавы, лишившиеся своих газов в результате этого бурного выхода, двинулись вниз и прошли более 3 км, поглотив на своем пути старую обсерваторию и верхнюю станцию канатной дороги, чуть не зацепив на высоте 2500 м и промежуточную станцию, спасенную, как я уже рассказывал, исключительно благодаря предприимчивости Орацио Николозо и его умению управлять бульдозером...
Первая стадия извержения продолжалась два месяца. После этого внезапно раскрылись новые трещины, протянувшиеся на несколько километров в направлении северо-северо-запад. Они косо прошли по верхней оконечности Пьяно-дель-Лаго и от края до края прорезали Валле-дель-Бове. Как и раньше, магматические газы вырвались под давлением из жерла, открывшегося у южного подножия терминального конуса, но лава вышла на поверхность гораздо ниже, на отметке 1800 м, проделав часть пути под землей, по новым трещинам. Лавовые массы вынырнули в чаще леса, сохранив температуру выше 1000oС и двигаясь со скоростью, представлявшей реальную угрозу для расположенных ниже селений.
Смотреть на это было жутковато. Сосны, продержавшись долгие минуты посреди лавы и насквозь иссушенные ее жаром, вдруг вспыхивали как факелы; или штук шесть огненных языков синхронно переваливало через край трещины и устремлялось вниз по склону параллельными ручьями. Примерно на километр ниже они сливались, образуя единый гигантский поток шириной метров пятьдесят и толщиной не меньше сорока, который, несмотря на значительную потерю температуры, продолжал двигаться со скоростью пешехода.
Слияние было обусловлено рельефом. На пути потока стоял высокий гребень, имевший выемку, в которую и устремлялась огненная река. Вырвавшись из нее, она растекалась на километр, затопляя все вокруг. Медленно и неотвратимо лава прошла сквозь сосновый лес и оказалась среди садов и виноградников, угрожая Форнаццо, кольцевой дороге, проложенной вокруг Этны, и низлежащим поселкам.
Некоторые дома уже рухнули. Как зачарованные смотрели мы на лаву, подползавшую к невысокой стенке, огораживавшей виноградник или сад в пятидесяти-ста шагах от дома. Стенки как будто вовсе не существовало: лава слегка напирала, и стенка валилась. Поток не увеличивал скорость, продолжая ползти столь же медленно и неумолимо.
Столпившись метрах в пятнадцати-двадцати впереди надвигающегося потока лавы высотой в два, а то и три человеческих роста, люди молча наблюдали. Жители городка, соседи, пара священников, пять-шесть карабинеров... Обитатели Этны хорошо знают, что рано или поздно поток иссякнет, и они надеются, что и на сей раз лава остановится, не дойдя до них. Хозяева ближайших домов стряхивают с себя оцепенение, охватывающее при виде медленно надвигающегося огня, и начинают суетиться, стараясь спасти, вынести из дома все, что только можно снять с места: в первую очередь, естественно, мебель, а потом - двери, оконные переплеты, краны, трубы, черепицу, дрова...
Через два часа, одолев 50 м от ограды, поток наползает на дом. Стена падает, и лава, не торопясь, вливается вовнутрь. Одна за другой вспыхивают деревянные балки, все деревянные части дома. Мы стоим шагах в пятнадцати и, наблюдая снаружи, видим, как чуть позже начинает подаваться ближняя к нам стена - она выпучивается под мощным натиском адской текучей смеси, по полоскам цементного раствора между камнями кладки пробегают трещинки, брызжут фонтанчики пыли. От стены отделяется ригель - цельный базальтовый блок, и стена смаху рушится наземь. Все так же невозмутимо, двигаясь почти незаметно, поток продолжает ползти поверх свежих обломков.
Рыдают женщины, одетые во все черное, как положено сицилийским крестьянкам. Мужчины, сжав зубы, хранят молчание, хмуро глядя на лаву-убийцу. Кое-кто пальцем смахивает слезу. Для Этны у сицилийцев есть еще одно имя: Vipera - Гадюка...
Я считал, что этих невосполнимых потерь и жертв можно было бы избежать, о чем говорил с катанийскими властями. Они, однако, отвергли предлагавшееся мною средство - перегородить узкую ложбину, по которой шла лава. При этом они руководствовались неписанным, а может быть, и никем никогда не произнесенным законом, запрещающим препятствовать каким бы то ни было образом естественному ходу вещей: отвести поток лавы в сторону - значит взять на себя ответственность за все, что она натворит там, куда вы ее направили. Пока лава течет как текла, ответственность не несет никто, разве что рок, господь бог или дьявол, которых такая ответственность не волнует. А вот администрацию - как выборную, так и назначенную - она очень даже волнует.
Меня особенно поражала трусость этих деятелей, поскольку в данном случае предлагаемое мною средство не грозило ни населенным пунктам, ни - при условии, что извержение не затянется на многие месяцы, - землям, постройкам и дорогам, которые в итоге сильно пострадали. Я предлагал с помощью взрыва соорудить наверху завал из глыб и преградить путь потоку. Завал можно было сделать любой толщины, причем, поскольку места там достаточно, такая запруда была бы в состоянии без труда сдерживать напор миллионов кубометров лавовых масс.
Попробуйте, однако, уговорить власти сделать нечто не предусмотренное ни приказами, ни инструкциями. Пусть себе гибнут поселки и города, главное избежать гнева высокого начальства, а то, чего доброго, не получишь очередного повышения. Так что молчаливое большинство существует не только в университетской среде.
Как же мне написать об Этне или о любом другом из моих любимых вулканов "приличную" книгу, неторопливо и в строгом порядке обсуждая один предмет за другим, не прыгая с темы на тему, сдерживая вольный полет мысли, избегая всяких отступлений, нарушающих стройную композицию повествования?
Вот и опять: я начал было рассказывать о зимней Этне, но тут же отвлекся и заговорил об извержении, случившемся в разгар весны. Извинением мне может служить лишь то обстоятельство, что потеря нашей старой "Оссерваторио Этнео" сделала невозможной систематическую работу в зимний период, вулканологам пришлось довольствоваться краткими набегами не дольше одного-двух дней. Дело в том, что нести с собой теперь приходилось не только научное оборудование, весомое и неудобное само по себе, не только продукты и абсолютно необходимое зимой топливо, но и вдобавок палатки и спальные мешки, а это уже совсем тяжело.
В 1974 г. нам удалось кардинально решить эту проблему способом поистине восхитительным: мы соорудили себе эскимосские иглу. Я был на верху блаженства. Эти жилища меня научил строить в Альпах еще в 1937 г. Луи Малавьель, а его в свою очередь научили гренландские эскимосы. С тех пор я влюбился в эти сооружения.