Мы сидели на скамеечке, на берегу тихого озера. По голубому небу плыли белые, перистые облачка. Солнце садилось. Стволы высоких корабельных сосен горели, как золотые свечи, в лучах заката. Озеро, все золотое, в зеленой рамке лесов, было как зеркало. Всюду царила тишина далекого Севера.
— Вот, друг, — заметил отец Дорофей, — когда сердце Ваше уподобится сегодняшнему вечеру, его тишине и миру, тогда и озарит его свет незаходимого Солнца — и уразумеете вы тогда на опыте, что есть чистая молитва.
— Скажите, отец Дорофей, — спросил я его после некоторого молчания, — как узнать волю Божию о нас?
— Духовные отцы говорят, что самые обстоятельства жизни нам сие указывают, затем можно вопросить с верой, что делать, старца или вообще мудрого человека, а затем — по преклонению сердца. Помолись трижды Господу указать волю Его, вот как в саду Гефсиманском молился Спаситель, и куда сердце преклонится, так и поступай.
Отец Евфимий. Дионисиат
Я провел несколько дней в греческом монастыре Дионисиате (на Афоне. — Примеч. ред.) в конце октября 1951 года. Там я познакомился с греком из Сикона, который жил в России, на Кавказе, а оттуда удалился на Афон во время гражданской войны. Звали его отец Евфимий. Ему было лет за шестьдесят, и он отличался мудростью. В монастыре он был библиотекарем. Я имел с ним много замечательных бесед.
Раз мы сидели вечером на балкончике его кельи, висевшем над морем. Стояла тихая, теплая осенняя погода. Солнце садилось на западе. Небо и море были в золотом сиянии.
— Отец Евфимий, — сказал я, — в Коневице я расспрашивал отца Дорофея о чистой молитве, а на Новом Валааме — отца Михаила о пределе молитвы. А Вы что скажете?
— Хотя молитвы церковные и даже келейные по книгам и нотам весьма полезны, тем не менее они временны, — ответил отец Евфимий. — Не всегда мы имеем книги и ноты, да и не можем мы все время быть в церкви или в келье — нужно жить, исполнять послушания. Я не знаю, какая молитва, кроме Иисусовой, может быть непрестанной. Для этой молитвы не нужно ни церкви, ни кельи, ни книг. Молитвой Иисусовой всюду можно молиться — и дома, и на улице, и в путешествии, и в тюрьме, и в больнице. Только научиться надо.
— А как?
— Да все равно как. Сначала повторяй ее про себя гласно, сколь можешь — в келье, в дороге, когда людей нет. Но повторяй со вниманием, медленно, плаксивым тоном, вон как нищие клянчат: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Повторяй почаще, когда только есть возможность. А потом повторяй умственно, в уме своем, но также со вниманием и медленно, а потом с дыханием и биением сердца можешь соединить. Только сам не дерзай, а пусть кто-либо, кто сам так подвизается, тебя научит, а то впадешь в помыслы и прочее. И много лет так будет тянуться, а может, и скоро научишься. И пойдет у тебя эта молитва в уме сама, как ручеек: ходишь ли ты, работаешь ли или спишь. Я сплю, а сердце мое бдит. А потом и слов не надо, и мыслей никаких, а вся жизнь твоя станет молитвой. Вот как отец Дорофей говорил тебе об Иоанне Молдавском.
— А такие люди есть, как старец Иоанн?
— Есть. Да вот неподалеку, здесь же на Афоне, на Каруле4, есть пустынники, весьма некоторые взошли.
— А скажите, отец Евфимий, можно узнать, кто высоко подвигся в молитве Иисусовой?
— Как же, можно.
— А как?
— А вот если хочешь у кого поучиться молитве, то выбирай старца тихого и смиренного, который никого не осуждает, разве юродствует, и не раздражается, не кричит, не командует. А то есть и такие старцы, которые, сами собой еще не овладев, пускаются другими верховодить. Они, пожалуй, внешнюю, техническую так сказать, сторону молитвы изучили, но духа ее не получили. Сам посуди, как может осуждать других тот, кто сам постоянно взывает: «...помилуй мя, грешного»?
— А скажите, отче, какой самый высокий подвиг?
— Юродствовать, конечно. Ибо мудрость века сего — безумие пред Господом, и обратно. Это тяжкий подвиг, и пускаться на него нельзя, кроме как по совету старца.
— А потом?
— Ну, странничество, вот как автор «Откровенных рассказов странника». Миру это то же почти, что безумие. Ну, а потом отшельничество, затворничество и простое монашество. Но помни, не внешность важна, а внутреннее. Есть и юродивые притворные, и странники бездельные, и отшельники высокомудрые, и затворники, всех осуждающие, и монахи непутевые. Спастись всюду можно, и в миру. Только в монастырях или в пустыньке легче. Менее соблазнов. Но и в монастыре если не будешь молиться как следует, то осуетишься. И не только растеряешь, что имел, но и придешь в худшее состояние и даже совсем отпадешь от Бога. Это случается.
4
Каруля — православный общежительный скит на Святой Горе Афон, относящийся к Великой Лавре, одно из самых суровых и труднодоступных афонских мест.