- Выпускай шасси! - распорядился Жарков.
Я начал вертеть ручку выпуска шасси - они убирались и выпускались вручную - и в этот момент услышал:
- Стой! Убирай шасси. Живее!
- В чем дело? - насторожился я.
- Видишь, фашисты Жмеринку бомбят!
В небе над железнодорожной станцией и в самом деле носились «юнкерсы». Их прикрывали истребители. На борту нашего учебно-тренировочного самолета вооружения не имелось. Какой же смысл лететь дальше? Мы отвернули [20] в сторону, решили пролететь по кругу. Нужно было выждать, пока вся эта армада «юнкерсов» и «мессеров» уйдет на запад. Лишний круг, однако, стал для нас роковым. Топливо кончилось, мотор заглох, и мы, планируя, вынуждены были садиться в поле, не выпуская шасси. Приземлились в пшенице.
- Живой? - послышался голос Жаркова.
- Вроде бы да. Головой немного стукнулся. А хвост у самолета отвалился.
Мы выбрались из кабин. Жарков тоже не обошелся без травмы. Он ударился о приборную доску лицом, повредил нос. Из раны сочилась кровь, и мы ничего лучшего не придумали, как заклеить нос тонкой папиросной бумагой. Главное - остановить кровотечение.
Отошли от самолета, начали размышлять, как быть дальше. Жарков прислушался к едва уловимым шорохам в пшенице, сказал:
- По-моему, к нам кто-то подкрадывается.
Я оглянулся и увидел, как неподалеку шевельнулась пшеница.
- Эй, кто там? Выходи, иначе буду стрелять!
Из пшеницы словно вынырнула ватага ребят. Пятеро из них - они выглядели постарше остальных - были с охотничьими ружьями и малокалиберными винтовками. В руках остальных - косы, вилы, просто дубинки. Подозрительно оглядев нас, один из них, вероятно старший, строго спросил:
- Кто такие? Откуда?
- Не видишь, что ль? Летчики мы! - ответил Жарков.
- Зачем станцию бомбили?
- Ты что, спятил? - возмутился заместитель командира полка и - ко мне: - Видал их? Они за фашистов нас принимают!
- Успокойся, Дима. Эти парни из истребительного отряда, вероятно. Так я говорю, ребята? - В ответ - ни слова. - Вы что, не верите, что мы свои, советские летчики? Вон наш самолет. Мы на вынужденную сели, нужна помощь.
- Отчего же не помочь? - ответил старший. - Давайте вещички. Что там у вас в этих сумках? Донесем!
Мы отдали им парашюты, сняли с самолета бортовые часы и направились в деревню. Она была близко.
- Отдыхайте здесь, в тени под кленом, - распорядился [21] старший и, оставив нас в окружении пареньков, куда-то ушел.
Двое юношей сбегали в соседнюю хату. Минут через пять из нее вышла женщина с полной миской аппетитной клубники и краюхой белого хлеба, предложила нам:
- Угощайтесь, соколики наши дорогие!
- Спасибо, мамаша, - ответил я, и мы с превеликим удовольствием принялись за еду.
Вернулся старший:
- Устроились, вижу, неплохо. Ладно, кушайте. Сейчас машина за вами прикатит.
Примерно через полчаса подъехала полуторка. Из кузова выпрыгнули трое милиционеров. Переговорив с нами, они предложили ехать в Жмеринку, и нам ничего не оставалось, как подчиниться.
У здания милиции люди встречали нас так, будто мы и в самом деле были пленными из экипажа сбитого «юнкерса». Форме нашей не верили: переоделись, дескать! Пытались говорить с нами по-немецки.
Жарков весело рассмеялся, затем поднял сжатую в кулаке руку и выкрикнул:
- Рот фронт, геноссен! Ауфвидерзейн!
- К чему эти шуточки? - пожурил я товарища.
- Уже и пошутить нельзя!
Начальник отделения внимательно изучил наши документы и, выслушав рассказ о том, что с нами произошло, любезно предложил отдохнуть в соседней комнате… под присмотром дежурного. Что ж, отдохнем. В комнате стояли два стареньких дивана. Усталые, мы улеглись и незаметно уснули. Когда же открыли глаза, солнце висело уже над горизонтом. Завтра нам предстояло принимать самолеты. Для этого необходимо было своевременно подготовиться. И мы обратились к начальнику отделения милиции с настоятельным требованием немедленно отправить нас на аэродром. Тот уже давно, видно, выяснил, что никакие мы не враги, освободил из-под стражи, даже машину свою предоставил.
На «точке» нас встретил командир части аэродромного обслуживания, мой однокашник по учебе в Москве, в Высшей школе штабной службы.
В течение вечера и ночи при содействии техсостава нам удалось сделать все необходимое для нормального приема истребителей.
Утром полк благополучно произвел посадку на аэродроме у Носиковки. Около 40 техников и механиков прибыли [22] на транспортных самолетах. Остальные ехали эшелоном по железной дороге. Мы ждали их с нетерпением. Однако прибыли они лишь через 10 суток.
Уже через три-четыре часа после перелета полка перед нами поставили задачу - с утра следующего дня сопровождать «Петляковых» и вести воздушную разведку. Майор Ярославцев обратился к комдиву с просьбой дать полку хотя бы полдня для изучения нового района боевых действий, но тот ответил отказом:
- Нет у нас для этого возможности. Пусть изучают район практически в процессе боевых вылетов.
Комдива можно было понять. В эти напряженные дни дорог был каждый час. Враг теснил наши войска едва ли не по всему фронту. Им требовалась поддержка с воздуха.
На следующий день после посадки на новой «точке» наши истребители трижды поднимались в небо, сопровождали бомбардировщиков, вели воздушные поединки с «мессерами». Ни один наш И-16 сбить гитлеровцам не удалось. Однако трое молодых летчиков, потеряв ориентировку, совершили посадку в поле. Приземлились они на фюзеляж, в итоге три «ишачка» вышли из строя.
Информация о воздушном противнике по-прежнему оставалась неудовлетворительной. И о положении на фронтах мы тоже знали далеко не все. Пользовались в основном теми данными, которые доставляли наши воздушные разведчики.
Спешка, недостаточно четкая организация боевых действий нередко приводили к неоправданному расходованию сил и средств, к потере техники и людей. Именно по этой причине уже на третий день полетов с нового аэродрома одна наша эскадрилья на целую неделю вышла из строя. А случилось это так.
В тот день нам сообщили, что на аэродроме в районе Дарабань скопились вражеские самолеты. Комдив приказал нанести по ним удар эскадрильей И-16, вооруженных 20-миллиметровыми пушками. Для достижения скрытности полета и внезапности удара истребители должны были следовать за самолетом-лидером Пе-2 на малой высоте.
В установленное время этот «Петляков» появился над нашим аэродромом. Для связи истребителей с ним устанавливались визуальные сигналы, поскольку радиостанций на наших «ишачках» не было. Из-за отсутствия аэрофотоснимков наши летчики знали лишь примерное расположение аэродрома Дарабань.
Эскадрилья под командованием В. М. Мазуркевича [23] поднялась в небо и направилась вслед за самолетом-лидером. По маршруту прошли без приключений, но в указанном районе вражеского аэродрома не обнаружили. В поисках его эскадрилья пролетела по большому кругу, но и это ничего не дало.
Экипаж самолета-лидера подал сигнал: «Следуйте за мной. Возвращаемся на свой аэродром!» И Пе-2 ушел курсом на восток. Вслед за ним, раздосадованные неудачей, направились истребители. Чтобы использовать боеприпасы, майор Мазуркевич решил нанести удар по колонне вражеской артиллерии и пехоты на дороге. Подав сигнал ведомым, он перевел «ишачок» в пикирование. Удар оказался точным. Противнику нанесен ощутимый урон.
Пока истребители штурмовали колонну, «Петляков» ушел своим курсом. Мазуркевич собрал эскадрилью и повел ее на восток. Истребители пронеслись над Днестром. Своего аэродрома не нашли. Горючее же было на исходе, и они сели в поле. В результате уцелели лишь два самолета. Шесть получили повреждения, два пришлось списать. Итог, откровенно говоря, печальный. И все это случилось из-за слабой организации, недостаточного знания района полетов.
Между тем боевые вылеты полка продолжались. Как и прежде, наши летчики прикрывали эскадрильи «Петляковых» в их полетах через линию фронта, штурмовали гитлеровцев на переправах через Днестр в районе Стефанешти, в полосе обороны 18-й армии. В воздушных боях с врагом погиб один из лучших летчиков полка Петр Овсянников. Были подбиты истребители П. Я. Головачева, И. С. Ерхова и А. А. Артамонова. Число И-16 в полку заметно уменьшилось.