— Доброе утро, Артур, — тепло приветствовал министра президент, протягивая ему руку. — Джим, вы ведь знакомы с Левином, конечно.
— Да, — подтвердил Хауден, — встречались. Как поживаете, адмирал?
— Доброе утро, — весьма прохладно буркнул адмирал Рапопорт и коротко кивнул головой. Он редко позволял себе большее, поскольку у него не хватало терпения ни для пустяковых разговоров, ни для светских церемоний. В частности, отсутствие адмирала, специального помощника президента, на вчерашнем государственном банкете было замечено и отмечено.
Когда все четверо расселись, слуга-филиппинец внес поднос с напитками. Артур Лексингтон выбрал себе шотландское виски с водой, а президент — сухой херес. Адмирал Рапопорт свирепо мотнул головой в знак отказа, а перед Хауденом слуга, расплывшись белозубой улыбкой, поставил стакан виноградного сока со льдом.
Пока разбирались и расставлялись напитки, Хауден незаметно разглядывал адмирала, вспоминая все, что он слышал об этом человеке, который, как утверждали некоторые, обладал сейчас буквально такой же властью, как и сам президент.
Четыре года назад капитан ВМФ США Левин Рапопорт был обычным морским офицером на грани принудительной отставки — принудительной потому, что вышестоящие адмиралы уже дважды обходили его с повышением, несмотря на его нашумевшую блестящую карьеру пионера подводных запусков межконтинентальных ракет. Беда заключалась в том, что почти никто не любил Левина Рапопорта как человека, а на удивление большое число его влиятельных начальников питали к нему чувство активной ненависти. Последняя проистекала по большей части из-за давней привычки Рапопорта оказываться неизменно правым по любому серьезному вопросу, затрагивающему военно-морские силы, но, мало того, потом еще и без колебаний заявлять: «А что я вам говорил!», — поименно называя тех, кто ему ранее возражал.
Добавьте к этому чудовищное самомнение (полностью оправданное, но тем не менее весьма неприятное), потрясающе дурные манеры, нетерпимость к уставным «каналам» и бюрократическим процедурам и нескрываемое презрение к тем, кого капитан Рапопорт по интеллекту ставил ниже себя — а таковых оказывалось большинство.
Чего только не смогли предвидеть морские военачальники, принимая решение избавиться от необузданного гения, так это яростной шумихи, поднятой конгрессом и общественностью, убоявшихся колоссальной утраты, которую понесет нация, если мозг Рапопорта перестанет активно заниматься своим делом. Один из конгрессменов лаконично прокомментировал сложившуюся ситуацию: «Какого черта, нам нужен этот мерзавец».
Поэтому, осыпаемый тумаками с двух сторон — тут вовсю старались и сенат, и Белый дом, — военно-морской флот дал полный назад и присвоил Рапопорту контрадмирала, избежав, таким образом, его увольнения в отставку. Два года и два очередных звания спустя Рапопорт (к тому времени полный адмирал и еще более колючий, чем прежде) вследствие целой серии новых блестящих свершений был изъят президентом с военно-морской стези и назначен начальником президентского аппарата.
Уже через несколько недель благодаря неистощимой энергии и бесспорным способностям новичок взял в руки такую непосредственную власть, какой никогда не знали его предшественники — такие как Харри Хопкинс, Шерман Эдам или Тед Соренсон.
С тех пор список достигнутых под его руководством успехов, широко известных и оставшихся в тайне, приобрел впечатляющие размеры. Новая программа иностранной помощи, которая, хотя и запоздало, начала завоевывать Америке уважение вместо осуждения; для укрепления внутренней экономики — аграрная политика, которой фермеры сопротивлялись всеми силами, утверждая, что она не будет работать, но которая (как и предсказывал Рапопорт с самого начала) дала отличные результаты; чрезвычайные меры в области научных исследований и — с прицелом в будущее — возрождение научного образования и фундаментальной науки. Были ужесточены меры и по соблюдению закона: с одной стороны, нанесен удар по махинациям в промышленности, с другой — произведена чистка профсоюзов, кульминацией которой явилось свержение главаря профсоюзной мафии Лафто, водворенного за решетку.
Кто-то, вспоминалось Джеймсу Хаудену, в один из задушевных моментов спросил у президента: «Если Рапопорт так уж хорош, то почему он не занял ваше место?» Президент, как утверждает молва, на это добродушно улыбнулся и сказал: «Просто потому, что избрали меня. Левину и шести голосов не набрать, даже если бы он баллотировался на пост живодера».