«Вы должны отдать нам Аляску, — повторил он про себя, — Аляска — это ключ».
Тишина. Оцепенение.
Адмирал Рапопорт рядом с Лексингтоном на диване, застывший, словно каменное изваяние. Никаких чувств на лице, обтянутом морщинистой, высохшей, как древний пергамент, кожей. Только под непомерно огромным лбом холодной сталью отливают глаза, устремленные на премьер-министра. Ну, давай же… переходи к делу… не тяни время… да как ты смеешь!..
Как он посмел… Как он смеет стоять лицом к лицу с главой самой могущественной в мире власти… он, лидер не столь большой и не столь сильной страны, — внешне спокойный, внутренне — комок нервов, его сумасшедшее, немыслимое требование уже высказано вслух…
Он вспомнил разговор с Артуром Лексингтоном одиннадцать дней назад, перед заседанием комитета обороны. «Американцы никогда не пойдут на это. Никогда», — сказал тогда Лексингтон. А он ответил: «Если окажутся в безвыходном положении, то могут и согласиться».
Аляска. Аляска — это ключ.
Президент не сводил с него глаз, В них светилось изумленное неверие.
И по-прежнему мертвая тишина.
После паузы, которая показалась бесконечной, президент поерзал в кресле. На удивление ровным голосом произнес:
— Если я вас правильно понял, то не могу поверить, что вы это серьезно.
— За всю свою политическую жизнь я никогда не был более серьезен, — твердо заявил Хауден. — Ведь это именно вы, Тайлер, говорили сегодня о нашей «общей крепости», это вы заявили, что в политике мы должны стремиться решить вопрос «как», а не уповать на «если», это вы подчеркивали неотложность проблем и отсутствие времени. — Джеймс Хауден приостановился, чтобы перевести дыхание, и продолжил решительно и четко: — Хорошо, заявляю вам сейчас от имени правительства Канады, что мы согласны со всем, что вы сказали. Но я также заявляю, что для выживания Канады — и это наше последнее слово, если вы хотите заключить союзный акт, — Аляска должна стать канадской.
Президент проговорил почти просящим тоном:
— Джим, но это же невозможно, поверьте мне.
— Да вы с ума сошли! — одновременно с ним выпалил побагровевший адмирал Рапопорт.
— Нет, это возможно! — почти выкрикнул Хауден. — И я отнюдь не сумасшедший. Я в своем уме. В своем уме настолько, чтобы желать своей стране выжить. В своем уме настолько, чтобы бороться за ее выживание, что, видит Бог, я и буду делать, пока хватит сил.
— Но ведь не таким же образом…
— Послушайте же меня! — Хауден стремительно прошел к карте и взял указку. Кончиком ее он провел широкую дугу от востока к западу вдоль 49-й параллели, затем такую же — по 60-й. — Между этими двумя линиями, как заявляют и ваши, и наши эксперты, будут расположены крупные очаги разрушений и выпадения осадков. Это если нам повезет. Если же нет, то им будет подвержена вся территория страны целиком. Поэтому наш единственный шанс на возрождение, наша единственная надежда собрать воедино все, что останется от Канады, состоит в том, чтобы создать новый национальный центр вдали от разрушений — вплоть до того времени, когда мы сможем прийти в себя и вернуться, если нам это вообще будет суждено.
Премьер-министр умолк, угрюмо оглядывая свою аудиторию. Президент не мог отвести глаз от карты. Адмирал Рапопорт приоткрыл было рот, словно хотел вновь перебить Хаудена, но тут же сжал губы в тонкую линию. Артур Лексингтон украдкой изучал профиль адмирала.
— Территория, на которой Канада могла бы привести в порядок свои силы, должна отвечать трем основным требованиям, — продолжал Хауден. — Она должна лежать южнее верхней границы произрастания лесов и субарктической зоны. В противном случае у нас не будет возможностей для налаживания коммуникаций и поддержания жизни. Во-вторых, эта область должна располагаться западнее нашей совместной цепи ракетных баз на севере. И в-третьих, эта территория не должна быть подвержена выпадению радиоактивных осадков, либо уровень их должен быть минимальным. К северу от 49-й параллели есть только одно место, отвечающее всем этим требованиям. И это Аляска.
Президент вполголоса спросил: