— Надеюсь, вы пересмотрите свою точку зрения, — сказал Хауден. — Подумайте, подумайте глубоко и серьезно…
— Уже думал. Свою политику мы определили. — Лидер оппозиции улыбнулся. — Вы уж меня простите, но свои аргументы я попридержу до дебатов и выборов. Вы ведь, конечно, собираетесь провести выборы?
— Да, — не стал уклоняться от ответа Хауден.
— Так я и предполагал.
Словно сговорившись, они одновременно поднялись на ноги. Хауден с некоторым смущением выдавил из себя:
— Думается, я должен поблагодарить вас за это, — он взглянул на стиснутый в руке конверт.
— Я бы предпочел, чтобы вы воздержались. Нам обоим будет неловко. — Бонар Дейтц протянул ему руку. — Вскоре нам предстоит стать воюющими сторонами, последуют взаимные оскорбления, это уж как водится. Хотелось бы думать, что в них не будет ничего личного.
Джеймс Хауден пожал протянутую руку.
— Ничего, — пообещал он, — обойдемся без этого.
«Несмотря на всю свою изнеженность и хрупкость, — подумал Хауден, — Бонар Дейтц выглядит сегодня, как никогда, могучим и крепким».
Глава 4
Премьер-министр торопливо вошел в свой парламентский офис, держа в руках пачку бумаг.
Весь его неприступный вид выдавал непреклонную решимость.
В офисе его ждали Ричардсон, Милли, только что вошедшая Маргарет Хауден и Эллиот Прауз. Последний с тревогой и беспокойством поминутно поглядывал на часы.
— Время еще есть, — бросил ему Хауден, — правда, только-только.
Он обратился к Маргарет:
— Подожди меня в кабинете, дорогая.
Когда она вышла из приемной, он нашел в своих бумагах обрывок телетайпной ленты, переданный ему Ричардсоном. Это было сообщение о вынесенном в Ванкувере приговоре: освобождение Анри Дюваля, выговор судьи Эдгару Крамеру. Хауден сумел прочитать его всего минуту назад, когда возвратился в зал палаты общин.
— Дело плохо, — начал было Ричардсон, — но мы еще можем спасти…
— Знаю, — перебил его Хауден. — Как раз это я и собираюсь сделать.
Он сознавал, что располагает теперь свободой действий, которой прежде был лишен. То, что случилось с Харви Уоррендером, безусловно, трагедия, но личной угрозы ему, Хаудену, больше не существует. Заявление Уоррендера об отставке, коряво написанное, но не утратившее от этого силы, было у него в руках.
Обращаясь к Ричардсону, премьер-министр распорядился:
— Подготовьте и распространите заявление для печати о том, что Дювалю будет немедленно выдана временная виза на въезд. Можете со ссылкой на меня указать, что мы не намерены оспаривать решение ванкуверского суда и не станем предпринимать дальнейших попыток его депортировать. Сообщите также, что по моей личной рекомендации кабинет рассмотрит вопрос о скорейшем предоставлении Дювалю в порядке исключения полного статуса иммигранта. Добавьте что-нибудь о неизменном уважении правительства к прерогативам судебной власти и к правам личности. Вам все ясно?
— Яснее не скажешь, — одобрительно заявил Ричардсон. — Вот теперь вы дело говорите.
— И вот еще что, — слова торопились, обгоняя одно другое, в голосе слышались приказные нотки. — По этому поводу прямо на меня ссылаться не надо, но я хочу, чтобы стало известно, что этот тип Крамер освобождается от своих обязанностей и отзывается в Оттаву, где в отношении него будут приняты дисциплинарные меры. Более того, если вам удастся заронить мысль о том, что этот самый Крамер с самого начала ввел правительство в заблуждение и не правильно информировал нас о деле Дюваля, будет еще лучше.
— Хорошо, — констатировал Ричардсон. — Просто отлично.
Резко повернувшись к помощнику, премьер-министр приказал:
— И проследите, чтобы это было исполнено. Позвоните заместителю министра и скажите, что я так распорядился. Можете добавить, что я считаю Крамера недостойным впредь занимать ответственный пост.
— Да, сэр, — ответил Прауз. Премьер-министр умолк, переводя дыхание.
— Взгляните на это, — вмешалась Милли. Не отходя от телефона, она передала Хаудену телеграмму, поступившую минуту назад от канадского верховного комиссара в Лондоне. Начиналась она словами: «Ее величество любезно изъявила согласие принять приглашение…»
Значит, королева посетит Канаду.
Это им поможет, сразу понял Хауден, и очень здорово поможет. Он быстро прикинул и заявил:
— Палате сообщу об этом завтра. Сегодня такая новость была бы преждевременной. А вот обнародованная завтра, на следующий день после заявления о союзном акте, она будет таить в себе намек на монаршее одобрение. К тому же завтра, даже если сообщения о союзном акте и достигнут Лондона, у Букингемского дворца уже не будет времени передумать…