Сквозь эти мысли извне прорвался какой-то дребезжащий звук. К своему удивлению, он обнаружил, что слышит довольный смешок сенатора Деверо.
— Молодой и зеленый — так вы, по-моему, сказали, мальчик мой? — сенатор опять залился смешком, мягко колыхая брюшком. — Ну-ну, может, и молодой, но уж точно не зеленый. А ты как думаешь, Шерон?
— Я бы сказала, что ты, дед, попался.
Элан заметил в устремленном на него взгляде Шерон нескрываемое уважение.
— Согласен, милочка, и вправду попался. Ты отыскала очень неглупого молодого человека.
Элан ощутил, что атмосфера резко изменилась, он, правда, не был уверен, в лучшую ли сторону. Точно теперь он знал одно — сенатор Деверо был человеком непростым и многогранным.
— Ну ладно, значит, карты на стол, — тон сенатора также изменился, его голос звучал не столь внушительно, сейчас он словно обращался к равному себе. — Предположим, все, что вы здесь наговорили, правда. Но следует ли из этого, что тот молодой человек на судне так и не имеет права на юридическую помощь? Следует ли из этого, что ему нельзя протянуть руку помощи только потому, что мотивы отдельного лица, в данном случае — мои, могут носить неоднозначный характер? Если бы вы, мальчик мой, не дай Бог, тонули, разве вы стали бы думать о том, что тот, кто бросился вас спасать, поступил так исключительно потому, что посчитал, будто живой вы ему можете еще пригодиться?
— Да, — согласился Элан, — пожалуй, вы правы.
— Тогда в чем разница? Если она вообще существует. — Сенатор Деверо подался вперед. — Позвольте кое-что у вас спросить. Думаю, вы верите в то, что любая несправедливость должна быть исправлена?
— Конечно.
— Конечно, — повторил сенатор, кивая головой, словно удовлетворенный собственной проницательностью. — Возьмем тогда этого молодого человека на судне. Нам говорят, что у него нет никаких законных прав. Он не является ни канадским гражданином, ни добропорядочным иммигрантом, ни даже транзитным гостем, который сойдет на берег и вскоре покинет страну. В глазах закона его просто не существует. Поэтому, даже если он пожелает апеллировать к закону — обратиться в суд за разрешением на въезд в эту или другую страну, — он не сможет этого сделать. Правильно?
— Я бы не стал прибегать к таким формулировкам, — осторожно согласился Элан, — но по сути правильно.
— Иными словами, ответ утвердительный.
— Да, — криво усмехнулся Элан.
— Тогда давайте предположим еще, что сегодня ночью этот же самый человек на судне в Ванкуверском порту совершит поджог или убийство. Тогда что с ним станет?
Элан кивнул. Он понял, куда клонит сенатор.
— Его отконвоируют на берег и подвергнут суду.
— Именно так, мальчик мой. И если признают виновным, то, не сомневайтесь, накажут — вне зависимости от того, пользуется он гражданским статусом или нет. Таким образом, как мы убедились, закон может достать Анри Дюваля, хотя для него самого закон недостижим.
Это был чисто и мастерски сработанный довод. «И нечему удивляться, — подумал Элан, — старик ведь — искушенный и опытный полемист».
Как бы то ни было, его аргумент содержал глубокий смысл. Действительно, почему закон должен действовать столь односторонне — против человека, а не в его защиту? И даже если мотивы сенатора Деверо носили чисто политический характер, ничто не могло изменить сути приведенного им факта — человеку, находящемуся среди людей, отказано в элементарном человеческом праве.
Элан погрузился в раздумье. Что может сделать закон для этого человека на судне? Все или ничего? А если ничего — то почему?
Элан Мэйтлэнд не питал иллюзий относительно закона. При всей своей неопытности в адвокатуре он прекрасно понимал, что справедливость не является ни безусловной, ни беспристрастной и что порой несправедливость торжествует над правотой. Он знал, что общественное положение имеет большое значение, когда дело доходит до преступления и наказания, и что состоятельных людей, которые могут использовать все предусмотренные законом ходы, ждет не столь страшное возмездие за содеянное зло, нежели тех, кому менее тугие кошельки не позволяют сделать этого. Он был уверен, что временами из-за медлительности закона безвинным отказывают в их правах и что те, кто заслуживает пересмотра дел, не добиваются этого из-за недоступной стоимости одного дня в судебном процессе. А на другой чаше весов — заваленные делами суды, совершающие скороспелое правосудие, зачастую не заботясь о соблюдении прав обвиняемого.
Элан постиг эти вещи точно так же, как их постепенно, но неизбежно узнают все студенты и начинающие адвокаты. Нередко они больно ранили его — так же, как и его старших коллег, чей идеализм не поистерся за годы работы в коллегии адвокатов.