Премьер-министра подмывало добавить кое-что относительно чувства меры в оценке значимости новостей газетами, но он удержал себя. Пресса, проявляющая братскую нежность и заботу о всех и каждом, может быть жестоко обидчивой на критику в ее адрес. Сохраняя на лице доброжелательную улыбку, но в душе полыхая злобой на Харви Уоррендера, премьер-министр взял Маргарет под руку и направился к ожидавшему лайнеру. Их сопровождали рукоплескания и приветственные возгласы его соратников и сторонников.
Глава 2
Салон турбовинтового лайнера «Вэнгард», который содержался правительством страны для официальных поездок «особо важных лиц», был разделен на три части: обычный отсек для не правительственного персонала, занявшего свои места на борту еще до прибытия премьер-министра в аэропорт, более комфортабельно оборудованную секцию, где сейчас разместились три министра и несколько заместителей министров, и изящно декорированную в пастельных голубых тонах гостиную со смежной компактной, но необычайно уютной спаленкой.
Хвостовой отсек, первоначально оборудованный для государственных визитов королевы и ее супруга, сегодня предназначался премьер-министру и Маргарет. Стюард в чине сержанта Королевских канадских ВВС помог им устроиться в глубоких мягких креслах и пристегнуть ремни безопасности, а затем неслышно исчез. За обшивкой фюзеляжа низкий мягкий рокот четырех двигателей фирмы «Роллс-ройс» поднялся до приглушенного рева, и самолет начал разбег по взлетному полю.
Дождавшись ухода стюарда, Джеймс Хауден довольно раздраженно бросил:
— Зачем тебе понадобилось вызывать Уоррендера на дурацкие упражнения в его латинской чепухе?
Маргарет ответила, сохраняя невозмутимое спокойствие:
— Да просто так. Но если тебе очень хочется знать, мне показалось, что ты с ним излишне резок, и я попыталась это как-то сгладить.
— Но за каким же чертом, Маргарет? — повысил он голос. — У меня есть все основания быть резким с Харви Уоррендером.
Маргарет с большой осторожностью сняла шляпку и бережно положила ее на столик у своего кресла. Шляпка являла собой тончайшее сооружение из черного бархата и вуали и была куплена в Монреале специально к этой поездке. Ровным голосом Маргарет сдержанно произнесла:
— Будь любезен, Джейми, не груби мне. У тебя, может быть, и были причины, а у меня нет, и я тебе не раз говорила, что не намерена в точности копировать все твои настроения.
— Не в этом же дело…
— Нет, именно в этом! — Щеки Маргарет медленно заливались краской. Ее было трудно вывести из себя, и поэтому ссорились они относительно редко. — Судя по тому, как ты вот только что вел себя с репортерами, не одного только Харви Уоррендера можно обвинить в чрезмерно ранимом самолюбии.
— Что ты имеешь в виду? — все еще зло бросил он.
— Как ты разгневался на этого бедного мистера Томкинса только потому, что он достаточно умен, чтобы не поддаться всей твоей пышной словесной шелухе о справедливости и гуманности! Если хочешь знать, на меня это тоже не произвело впечатления.
Хауден запротестовал:
— Но уж от тебя-то я вправе был ожидать хотя бы какой-то лояльности!
— Не смеши меня! — вспылила Маргарет. — И ради Бога, прекрати выступать — я ведь не на политическом митинге. Я твоя жена, не забыл? И знаю тебя такого, каким никто и не видел. Всем ясно, что случилось. Харви Уоррендер поставил тебя в затруднительное положение…
— В немыслимое положение, — поправил он ее.
— Ладно, пусть будет немыслимое. По каким-то причинам ты считаешь, что должен поддерживать его, но из-за того, что делать это тебе не по душе, ты срываешь злость на всех остальных, включая меня, — на последних словах голос Маргарет пресекся, что для нее было уж совсем необычным.