Алан нехотя сказал:
— Да, милорд, согласен.
А.Р. Батлер снисходительно улыбнулся, репортеры гурьбой направились к выходу. Их опередил только один человек — Эдгар Креймер, который с искаженным лицом и напрягшимся телом почти бегом выскочил из зала.
Выйдя из зала заседаний, Алан оказался в окружении полудюжины репортеров, вернувшихся после передачи по телефону своих материалов в газету.
— Господин Мейтланд, каковы ваши шансы теперь? Когда мы увидим Дюваля?.. Эй, Мейтланд, что там насчет специального дознания? Что значит — специальное?.. Как там с этим предписанием? Оно как раз то, что нужно?
— Нет,— обрезал Алан,— это совсем не то.
Подходили все новые репортеры, образуя толпу и преграждая проход по коридору.
— Послушайте,— запротестовал Алан,— вы великолепно знаете, что я не могу говорить о деле, которое находится на стадии разбирательства.
— Объясни-ка это моему редактору, приятель!
— Но из того, что можно, дайте нам хоть что-нибудь для печати!
— Ладно,— сказал Алан. Все сгрудились плотнее, чтобы освободить проход для судейских чиновников из других отделов.— Ситуация такова, что департамент иммиграции был вынужден дать согласие на проведение дознания по делу моего клиента.
Спешившие мимо люди бросали на Алана любопытные взгляды.
— Кто будет вести дознание?
— Как всегда, кто-нибудь из старших чинов департамента.
— Дюваль будет присутствовать?
— Конечно,— ответил Алан,— он будет отвечать на вопросы.
— Где оно состоится, это слушание?
— В здании иммиграционного ведомства.
— Можем ли мы попасть на него?
— Нет, оно проводится при закрытых дверях, ни публика, ни пресса на него не допускаются.
— А результаты его будут опубликованы?
— Спросите об этом господина Креймера.
— Этого надутого болвана? — пробурчал кто-то.
— Какая же польза от дознания, которое все равно не позволит Анри Дювалю въезд в страну?
— При дознании, проведенном должным образом, могут обнаружиться новые факты, которые окажут влияние на исход слушания.— Алан знал, что полагаться на это не приходится. Единственная надежда для скитальца остаться в Канаде состояла в затяжке судебного разбирательства, однако он сам был виноват в срыве этого замысла.
— Каковы ваши впечатления от того, что произошло утром?
— Извините, этот вопрос я обсуждать не буду.
Возле Алана возник Том Льюис.
— Эй, дружище,— приветствовал его Алан,— куда ты исчезал?
Партнер тихо ответил:
— Я заинтересовался делами Креймера и последовал за ним. Ну, а как у тебя? Ты договорился со своим дружком Батлером о времени встречи?
— Да, мы разговаривали. Договорились на четыре часа.
Один из репортеров вмешался:
— Договорились насчет чего?
— Специальное дознание назначено на четыре часа сегодня. А теперь, с вашего разрешения, я убегаю, у меня еще куча дел впереди.
Отделавшись от репортеров, он двинулся по коридору в сопровождении Тома Льюиса. Когда репортеры уже не могли их слышать, Алан спросил:
— Что ты узнал о Креймере?
— Ничего особенного. Он со всех ног спешил в уборную. Пока я отирался возле него, я заметил, что он мается. Думаю, этот бедняга страдает чем-то вроде простатита.
Это было наиболее очевидное объяснение беспокойства Креймера на суде, его беспрестанного ёрзания в конце заседания. Такая мелочь не стоила внимания, тем не менее она отложилась в памяти Алана.
Они подошли к широкой каменной лестнице, ведущей в вестибюль первого этажа. Сзади послышался приятный голосок:
— Господин Мейтланд, не могли бы вы ответить еще на один вопрос?
— Я уже объяснил...— Алан повернулся и замер.
— Я хотела только узнать,— сказала Шарон, невинно поблескивая глазками,— где вы собираетесь завтракать?
— Откуда вы взялись? — спросил удивленный и обрадованный Алан.— Застать вас здесь — все равно что встретить весну среди зимы.
— Весна и есть,— заметил Том, разглядывая на ее голове нечто воздушное, изображающее бархатную шляпку с тончайшей вуалеткой.— Вы напоминаете мне весну.
— Я была на суде,— улыбнулась ему Шарон,— пробралась туда через заднюю дверь. Я многое не поняла, но считаю, что Алан был великолепен, не правда ли, Том?
— Ясно,— подтвердил Том.— Судья просто не знал, как ему угодить. Но Алан и впрямь был великолепен, тут уж ничего не скажешь.
— А разве адвокаты не отличаются любезностью? — спросила Шарон.— Я так и не получила ответа на вопрос о завтраке.