Наконец сенатор произнес:
— В конечном счете мы можем и не добиться своей цели— высадки Дюваля на берег как иммигранта. Можно выиграть сражение и проиграть войну. Но не нужно недооценивать сражений, мой мальчик, особенно в политических делах.
— Мне кажется, мы это уже проходили, сенатор,— возразил Алан.— Меня ничуть не заботят ваши политические дела. Меня интересует только мой клиент, ради которого я готов на все, что в моих силах.
— Конечно, конечно.— Впервые в голосе сенатора прорвалось раздражение.— И я считаю, что вы не упускаете случая подчеркнуть это лишний раз. Позвольте заметить, нет ничего скучнее добродетели в молодом человеке.
Упрек заставил Алана покраснеть.
— Но простите старого политического волка, если он будет радоваться при мысли о том, какой переполох в известных кругах вызвали ваши находчивые действия.
— Верно, беды в этом нет никакой — радуйтесь на здоровье,— заметил Алан, стараясь говорить как можно почтительней. Ему стало неловко за свою грубость, высказанную без особой на то надобности.
В соседней комнате зазвонил телефон. На звонок ответил слуга. Как заметил Алан, тот хорошо был знаком с привычками обитателей этого номера, поскольку прислуживал сенатору не впервые.
Сенатор предложил Алану и Шарон:
— Почему бы вам, молодежи, не позавтракать вместе? Завтрак на столе, там есть все что нужно.
— Хорошо, дедушка, а ты не перекусишь с нами?
Сенатор покачал головой:
— Может быть, позже, дорогая, не теперь.
В гостиную, с телефоном в руках, вошел слуга, который объявил:
— Оттава по вашему вызову, сенатор. На проводе Бонар Диц. Вы будете разговаривать отсюда?
— Нет, я отправлюсь в спальню.— Старик выпрямился, пытаясь подняться с кресла, но снова опустился, словно ему не хватало сил встать на ноги.— Бог мой, что-то я отяжелел сегодня.
Озабоченная Шарон подбежала к нему.
— Тебе помочь, дедушка? Тебе нельзя переутомляться.
— Чепуха! — Сенатор протянул руку и с помощью Шарон поднялся с кресла.
— Позвольте мне, сэр.— Алан предложил ему свою руку.
— Спасибо, мой мальчик, не нужно. Я еще не настолько немощен, чтобы передвигаться с посторонней помощью. Правда, мне нужна небольшая поддержка для преодоления земного притяжения, но передвигаюсь я сам и надеюсь, так будет всегда.
С этими словами он прошел в спальню и прикрыл дверь за собой, но не плотно.
— У него плохо со здоровьем? — спросил Алан.
— Не знаю,— ответила Шарон, глядя на дверь, затем, повернувшись к Алану, добавила:—Если даже и так, он ничего не позволяет мне делать для него. Почему мужчины так упрямы?
— Я не упрям.
— Вот как! — Шарон рассмеялась.— На вас упрямство находит временами. Однако давайте завтракать.
На столе стояла супница, горшочек с креветочным паштетом, тушеная индейка, приправленная соусом кэрри, отварной язык в желе. Пожилой официант торопливо подошел к столу.
— Спасибо, не нужно, мы обслужим себя сами,— сказала ему Шарон.
— Пожалуйста, мисс Деверо.— Почтительно склонив голову, официант закрыл за собой дверь, оставив их наедине.
Алан разлил бульон в две чашки и подал одну Шарон. Они пили его стоя.
Сердце Алана усиленно бухало в груди.
— Когда закончатся наши юридические дела, мы будем еще встречаться? — медленно спросил он.
— Надеюсь,— улыбнулась Шарон,— иначе мне придется торчать в судах все время.
Он снова ощутил аромат ее духов, который впервые взволновал его в доме на Драйв-стрит, уловив в глазах Шарон какую-то веселость и, кажется, что-то еще.
Поставив на стол свою чашку с бульоном, Алан решительно сказал:
— Ну-ка, дайте сюда вашу!
Шарон запротестовала.
— Но я еще не допила.
— Не важно.— Он отобрал у нее чашку и поставил ее на стол.
Он протянул к ней руки, она сделала движение навстречу, их лица оказались рядом. Он обнял ее, их губы встретились. Все завертелось у него перед глазами, словно он поплыл по воздуху в блаженном полете.
Спустя какое-то время, робко коснувшись ее волос, он прошептал:
— Мне хотелось сделать это со времени нашей первой встречи рождественским утром.
— И мне тоже,— счастливым голосом произнесла Шарон.— Почему ты так долго ждал?
Они поцеловались снова. Из-за неплотно притворенной двери до них доносился голос сенатора, словно откудато из иного мира: «Так что пора ударить, Бонар... Естественно, вы и будете руководить в парламенте... Хауден перешел к обороне. Великолепно, сынок, великолепно!» Его слова казались Алану бессмысленными, не имеющими к нему никакого отношения.