— Его зовут Креймер,— сказал Ричардсон,— он временно замещает директора департамента и был специально туда направлен.
— Вероятно, придется его отозвать. Опытный чиновник никогда бы не допустил специального слушания дела. Если верить газетам, он добровольно согласился на него после того, как суд отказал Мейтланду в предписании о нарушении прав личности. Из-за его глупости страсти вокруг дела разгорелись еще больше.
— Подождите с отзывом, шеф, пока сами не разберетесь с ним на месте. Там вы ему и вправите мозги. Вы просмотрели регламент поездок?
— Да.— Хауден встал и прошел к столу, заваленному бумагами.— Если учесть, что у вас было мало времени, вы неплохо справились с работой, наметив мне обширную программу.
Открыв папку с бумагами, Хауден пробежал глазами список мероприятий. Поскольку оглашение союзного договора в палате общин состоится через десять дней, в его распоряжении остается пять дней на скоропалительное пропагандистское турне по стране: оно начнется послезавтра в Торонто, где он проведет встречу с членами влиятельных клубов Канады, и закончится в Квебеке и Монреале, охватив города Форт-Уильям, Виннипег, Эдмонтон, Ванкувер, Калгари и Реджайну.
Он сухо отметил:
— Я вижу, вы включили обычный перечень моих почетных степеней.
— Я всегда считал, что вы их коллекционируете.
— Можно сказать и так: я держу их дома в подвале вместе с индейскими головными уборами. Они примерно одинаково полезны.
Ричардсон широко улыбнулся:
— Не дай Бог, кто-нибудь процитирует подобное высказывание — вы потеряете голоса как индейцев, так и интеллектуалов.— Смеясь, он спросил: — Так вы говорите, что Кабинет подбрасывал вопросы по делу Дюваля, а не только по соглашению о союзе? А какие-нибудь новые предложения выдвигались?
— Нет, но было решено, что если оппозиция навяжет нам дебаты в палате общин на сегодняшнем заседании, то от имени правительства будет выступать Гарви Уоррендер, а я буду вмешиваться по мере надобности.
Ричардсон сказал с усмешкой:
— Надеюсь, более сдержанно, чем вчера.
Премьер-министр покраснел, как кирпич. Он сердито буркнул:
— Совершенно излишнее замечание. Я допускаю, что мое вчерашнее высказывание в аэропорту было ошибкой, но с кем не случается? Иногда подобные казусы происходят и с вами.
— Знаю.— Шеф партийной канцелярии сокрушенно потер ладонью кончик своего носа.— Думаю, сейчас произошел именно такой случай. Извините.
Несколько утихомирившись, Хауден сказал:
— Будем надеяться, что Гарви Уоррендер сам справится с делом.
Действительно, подумал Хауден, если Гарви выступит в парламенте так же убедительно, как на заседании Кабинета, то он сможет вернуть часть утерянного партией и правительством престижа. Под дружным натиском остальных министров Гарви сумел отстоять действия своего министерства, доказав их целесообразность и здравомыслие. И его поведение было вполне пристойным — он был собран и логичен, хотя никогда не угадаешь, что Гарви выкинет в следующий момент.
Премьер-министр снова встал у окна, повернувшись спиной к Брайену Ричардсону. Теперь на улице было меньше прохожих. Те, кто спешил на сессию парламента, которая начнется через несколько минут, уже вошли в Центральный блок.
— Правилами допускаются незапланированные дебаты в палате общин? — спросил Ричардсон.
— Обычно нет,— ответил Хауден.— Но сегодня как раз тот день, когда проводятся запросы, и оппозиция может затронуть любую тему. До меня дошел слух, что Бонар Диц решил сделать запрос по поводу иммиграции.
Ричардсон вздохнул. Он уже представил себе содержание передач радио и телевидения в выпусках вечерних новостей и заголовки утренних газет завтра.
Послышался легкий стук в дверь, которая приоткрылась, и в кабинет проскользнула Милли. Хауден повернулся к ней.
— Почти половина,— объявила она,— если вы хотите поспеть к началу благодарственной молитвы...— Милли улыбнулась и кивнула Ричардсону. Когда она проходила мимо него, он сунул ей в руку свернутую записку, написанную в характерном для Ричардсона стиле: «Жди меня в семь. Важно».
— Да,— сказал премьер-министр,— сейчас иду.
Над их головами на Башне мира раздался звон курантов.
Когда Хауден вошел в кулуары зала заседаний, он услышал окончание молитвы, зачитанной звучным аристократическим голосом спикера палаты. Как всегда, подумал Хауден, он устраивает из молитвы целый спектакль. Через ближайшую дверь до него доносились знакомые слова: «...Умоляем тебя даровать нам... ниспошли свою милость на всех нас, особенно на генерал-губернатора, сенат и палату общин... да снизойдет твое благословение и мудрость на все их деяния... дабы мир и счастье, истина и справедливость, вера и благочестие осенили нас и наших потомков».