Разливая кофе в чашечки из шеффилдского кофейного сервиза, жена взглянула на него.
— Так внезапно?
— Да, внезапно,— ответил он.— Произошли кое-какие важные события. Мне необходимо обсудить их с президентом.
— Что ж, к счастью, мне недавно сшили новое платье.— Маргарет смолкла в задумчивости.— Но к нему нужно прикупить подходящие туфли, сумочку и перчатки.— Ее лицо приняло озабоченное выражение.— А времени у нас достаточно?
— В обрез, но хватит,— сказал он, рассмеявшись от ее непоследовательности.
Маргарет решительно заявила:
— Я отправлюсь в Монреаль за покупками сразу же после праздников. Там более широкий выбор, чем в Оттаве. Кстати, как у нас с деньгами?
Он нахмурился:
— Не блестяще. Мы исчерпали свой счет в банке. Боюсь, нам придется продать еще несколько акций.
— Опять? — Маргарет огорчилась.— У нас их осталось не так много.
— Да, но можешь не стеснять себя.— Он глянул на жену с нежностью.— Одна поездка за покупками нас не разорит.
— Конечно... если ты так уверен.
— Уверен.
Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что никто и никогда не посмеет предъявить обвинение премьер-министру в задержке платежей. Нехватка личных средств на текущие расходы была для них источником постоянного беспокойства. Хаудены располагали только теми скромными сбережениями, которые остались у них со времени, когда он занимался адвокатской практикой. Что касается оклада премьер-министра, то канадские парламентарии не отличались щедростью, и средства, выделенные ими для руководителя страны, были просто жалкими грошами.
Какая горькая ирония, часто думал Хауден, что канадский премьер, ответственный за судьбу страны, получает меньше, чем американский конгрессмен. У него не было даже служебного автомобиля, а содержание собственного пробивало большую брешь в их семейном бюджете. Даже обеспечение жильем было сравнительно новым делом: не далее как в 1950 году тогдашний премьер-министр Луис Сент-Лоран был вынужден жить в двухкомнатной квартирке, такой тесной, что госпожа Сент-Лоран хранила семейные припасы под кроватью. Кроме того, оставив государственную службу, отставной премьер-министр мог рассчитывать на ежегодную пенсию всего в три тысячи долларов. Одним из результатов такой политики в прошлом было то, что премьер-министры цеплялись за службу до глубокой старости. Другие уходили в отставку, чтобы жить в бедности или за счет благотворительности друзей. Членам Кабинета министров приходилось еще хуже. Удивительно то, думал Хауден, что многие из нас сохраняют при этом честность. В глубине души он немного завидовал тому, как устроился Гарви Уоррендер.
— Тебе следовало бы выйти замуж за бизнесмена,— сказал он Маргарет.— Даже у заместителей президентов компаний больше денег на расходы, чем у меня.
— Возможно, в моем положении я пользуюсь другими преимуществами,— улыбнулась Маргарет.
Слава Богу, подумал он, у нас счастливый брак. Политическая жизнь настолько истощает человека, лишая его чувств, иллюзий и даже честности в обмен на власть, что без женщины, окружившей тебя теплом и заботой, можно стать пустым, как выжатый лимон. Он постарался отогнать от себя мысли о Милли Фридмен, но ощутил прежнюю нервозность.
— Я как-то на днях вспомнил, как твой отец застал нас в гостиной... Ты помнишь?
— Конечно, женщины никогда не забывают таких вещей. Я думала, ты забыл тот случай.
Это произошло сорок два года тому назад в западном городке Медисин-Хат, когда ему было двадцать два года и он только что окончил юридический колледж, став новоиспеченным адвокатом без клиентов и ясных перспектив. Маргарет исполнилось семнадцать, она была старшей из семи дочерей аукциониста на скотопригонном рынке, довольно угрюмого и необщительного человека. По стандартам того времени семья Маргарет казалась довольно зажиточной, особенно в сравнении с бедственным положением самого Хаудена после окончания колледжа.
Воскресным вечером, прежде чем отправиться в церковь, молодые люди уединились в гостиной. Они обнимались со все возрастающей страстью, отчего платье Маргарет пришло в полный беспорядок. В этот момент в гостиную вошел ее отец, искавший свой молитвенник. Он ничего не сказал, а только буркнул: «Простите». Однако поздно вечером, сидя во главе стола напротив Хаудена, он сурово глянул на него и сказал таким тоном, что его бесцветная супруга и семеро дочерей с интересом вскинули на него глаза:
— Молодой человек, если кто-то гладит вымя коровы, то в деле, которым я занимаюсь, это свидетельствует о серьезных намерениях насчет её покупки.
— Сэр,— ответил Хауден с апломбом, который так ему впоследствии пригодился,— я не прочь жениться на старшей из ваших дочерей.