Алан с готовностью ответил:
— Если это в моих силах, сэр, я ее выполню.
— Скажите: вы рассчитываете выиграть процесс в суде?
— Да, конечно, я уверен, что выиграю его.
— А есть ли возможность проиграть?
— Такая возможность всегда есть,— согласился Алан.— Служба иммиграции не уступит без борьбы. Но у нас на руках сильные козыри, гораздо сильнее, чем прежде.
— А что, если вы допустите небрежность в опровержении доводов ваших противников? Могли бы вы проиграть дело — так, чтобы все было шито-крыто,— проиграть намеренно?
Алан покраснел:
— Да, но...
— Мне нужно, чтобы дело было проиграно,— сказал сенатор Деверо тихо.— Я хочу, чтобы вы проиграли, а Анри Дюваль был депортирован. Такова моя просьба.
Прошло не менее минуты, пока смысл просьбы дошел до сознания Алана. Отказываясь верить своим ушам, Алан запротестовал сдавленным голосом:
— Вы отдаете себе отчет в том, о чем просите?
— Да, мой мальчик,— ответил сенатор осторожно.— Думаю, вполне отдаю. Я понимаю, что прошу многого, потому что знаю, как много значит для вас это дело. Но поверьте мне, у меня есть на то важные и веские причины.
— Выкладывайте,— потребовал Алан,— что за причины?
— Как вы понимаете, этот разговор должен остаться между нами, в пределах этой комнаты. Если вы согласитесь, на что я сильно надеюсь, то никто, даже Шарон, не узнает о том, что произошло между нами.
— Причины...— вполголоса настаивал Алан, — назовите причины!
— Их две. Сначала я укажу наименее важную. Ваш скиталец принесет больше пользы нашему делу — и делу других, таких, как он, если его выдворят из страны, несмотря на все усилия защитников. Некоторые люди достигают своего истинного величия в мученичестве. Пусть Анри продолжает нести венец мученика.
Алан спокойно заметил:
— А на самом деле, говоря языком политиков, вы добиваетесь, чтобы партия Хаудена выглядела хуже в глазах избирателей, потому что она вышвырнула Дюваля вон, а ваша партия — лучше, потому что вы пытались спасти его или по крайней мере делали вид, что пытались.
Сенатор чуть заметно пожал плечами:
— Вы сами выбрали слова, мой мальчик, я предпочел другие.
— А вторая причина?
— Я старик, и у меня безошибочный нюх на политические скандалы. Я чую его уже сейчас.
— Скандал?!
— Да, вполне вероятно, что вожжи управления страной перейдут в новые руки. Звезда Хаудена тускнеет, наша— восходит.
— Ваша собственная,— уточнил Алан,— не моя.
— Откровенно говоря, я надеялся, что со временем она станет и вашей. Но пока скажем так: фортуна повернулась лицом к партии, в которой я имею честь состоять.
— Вы сказали: скандал,— продолжал настаивать Алан,— объясните, о каком скандале идет речь?
Глаза Алана встретились с твердым взглядом сенатора.
— Ваш скиталец, если он останется в стране, обязательно превратится в постоянный источник беспокойства для его покровителей. Такие, как он, не могут приспособиться к новым условиям жизни. Я основываюсь на долгом опыте — подобные случаи уже бывали раньше. Если это произойдет, если он сорвется и натворит бед, возникнет повод для упреков в адрес нашей партии — нам будут колоть им глаза точно так, как мы делаем это сейчас своим противникам.
— Что же заставляет вас думать, что он, как вы выразились, сорвется?
Сенатор Деверо твердо ответил:
— Иначе не может быть! С его прошлым... в условиях нашего северо-американского общества...
— Не могу с вами согласиться, — горячо запротестовал Алан,— я готов оспаривать ваши слова, пока не охрипну.
— А вот ваш партнер по юридической конторе другого мнения,— мягко сказал сенатор.— Насколько я помню, он сказал, что в этом Дювале есть какой-то скрытый дефект, как он выразился, словно трещина прошла посередине, и что, если его пустить на берег, он, пользуясь словами вашего партнера, «развалится на куски».
Алан с горечью подумал: значит, Шарон передала деду разговор, состоявшийся у них в день разбирательства дела в суде. Знала ли она о том, что он может обернуться против Алана? Возможно, и знала. Он начал сомневаться в искренности поступков людей, которые его окружают.
— Очень жаль,— сказал он холодно,— что вы не подумали об этом раньше, прежде чем взяться за это дело.
— Даю слово, мой мальчик, если бы я знал, что оно так закончится, я ни за что не взялся бы за него. — В голосе старика слышалась искренность. — Я недооценил вас. Я считал дело абсолютно безнадежным, поэтому и взялся за него. Я и в мыслях не держал, что вы так замечательно справитесь с ним.