Но поймут ли это другие?
Да, некоторые поймут, решил Хауден, многие пойдут за ним из доверия, других убедит логика, а кое-кого и страх. Большинство населения уже настроено проамерикански — оно воспримет соглашение о союзе как логическое и верное продолжение отношений.
Но нельзя сбрасывать со счетов оппозицию, которая поднимется на жестокую борьбу с ним. Битва фактически началась.
Сегодня утром он имел беседу с восьмеркой раскольников из своего Кабинета во главе с Адрианом Несбитсоном. С помощью давления и личных просьб он склонил на свою сторону троих, пятеро остались непреклонны. Они подадут в отставку вместе с генералом Несбитсоном и поведут борьбу против союзного договора в качестве независимой оппозиционной группы. Несомненно, за ними последуют некоторые депутаты парламента, образовав костяк внутрипартийной оппозиции.
Это был серьезный удар, хотя и вполне предсказуемый. Его можно было бы легко перенести, если бы популярность правительства не понесла урон за последние недели. Как некстати подвернулся этот несчастный инцидент со скитальцем! Чтобы избежать новой вспышки гнева, Хауден решительно отмел все мысли о нем. Тут он заметил, что Гарви Уоррендер отсутствует на своей скамье. Не было и Бонара Дица, лидера оппозиции.
Чья-то рука опустилась на его плечо. Повернувшись, он увидел роскошную шевелюру из черных кудрей и залихватски закрученные усики Люсьена Перро. С обычной беспечностью франкоканадец поклонился спикеру и плюхнулся в свободное кресло Стюарта Костона, который ненадолго вышел из зала.
Наклонившись к премьер-министру, Перро прошептал:
— Как я слышал, нам предстоит жаркая схватка?
— Боюсь, что так,— пробормотал Хауден и тепло добавил: — Не могу передать, как много значит для меня ваша поддержка.
Перро пожал плечами с галльским безразличием, но в его глазах сияло озорство.
— Что ж, станем плечом к плечу и если падем в бою, то с грохотом! — Улыбнувшись, он пересел на свое место.
Парламентский паж положил перед премьер-министром конверт. Разорвав его, Хауден прочел записку, написанную рукой Милли Фридмен: «Президент готов покинуть Белый дом, чтобы отправиться в Капитолий». Милли поддерживала прямую связь с Вашингтоном. Так было предусмотрено на всякий непредвиденный случай. Пока все шло по плану.
У противоположного входа появился лидер оппозиции. Хаудену показалось, что он выглядит бледнее обычного и чем-то озабочен. Бонар Диц подошел к переднему ряду скамей и щелкнул пальцами, подзывая к себе пажа. Нацарапав записку, он свернул ее и передал подошедшему мальчику. К удивлению Хаудена, записка предназначалась ему самому: «Необходимо переговорить по неотложному личному делу, касающемуся Вас и Гарви Уоррендера. Встретимся тотчас же в комнате 16. Б. Д.».
Встревоженный, Хауден взглянул на скамью лидера оппозиции, тот уже вышел.
В тот момент, когда в зале появился Бонар Диц, в приемную канцелярии премьер-министра крупным шагом вошел Брайен Ричардсон. Лицо управляющего партийными делами было угрюмым. В руках он держал обрывок телетайпной ленты. Не тратя слов даром, он приказал Милли:
— Свяжитесь с шефом, где бы он ни был, быстро. Он мне нужен.
Милли показала на телефонную трубку, которую держала у уха, и одними губами беззвучно произнесла: «Вашингтон». Она вскинула глаза на стенные часы.
— Время еще есть,— сказал Ричардсон.— Если шеф в парламенте, вызовите его сюда.— Он положил перед Милли телетайпную ленту.— Это из Ванкувера. Первостепенной важности.
Милли быстро прочитала ленту, положила трубку рядом с аппаратом и торопливо написала записку. Сложив записку и ленту в конверт, она запечатала его и нажала кнопку вызова. Почти сразу постучался и вошел паж. Милли приказала ему:
— Отнеси это быстро и сразу же возвращайся,— Когда мальчик ушел, она подняла трубку и принялась слушать линию. Спустя некоторое время она спросила, прикрыв трубку ладонью:
— Что, на самом деле так плохо — то, как обернулось дело в суде?
Ричардсон с горечью ответил:
— Невозможно придумать ничего другого, что поставило бы правительство в более дурацкое, неприглядное и затруднительное положение, чем то, в каком оно находится сейчас.
— Можно что-нибудь сделать, чтобы изменить его? Или совсем ничего?
— Если повезет и шеф согласится на мое предложение, то можно снизить потерю голосов на два процента.— Управляющий партийными делами рухнул в кресло и мрачно добавил: — В нашем положении стоит спасать и два процента.