— Ничего? — спросил Хауден голосом, полным недоверия.— Совсем ничего?
Лидер оппозиции осторожно проговорил:
— Я о многом размышлял сегодня утром. Мне следовало бы воспользоваться документом, который оставил Гарви. Если мои люди узнают, что я не пустил его в ход, они мне никогда этого не простят.
Верно, подумал Хауден, многим хотелось бы разделаться с ним любыми средствами. В его сознании забрезжила надежда: неужели возможно отменить смертный приговор — на условиях Дица, разумеется?
Диц тихо произнес:
— Но сам я, однако, не способен на такой поступок. Я не любитель копаться в грязи — слишком много ее пристает к тебе самому.
Но я поступил бы именно так по отношению к тебе, подумал Хауден, я поступил бы так, не колеблясь ни минуты.
— Возможно, я бы тоже решился на такой шаг, если бы не одно соображение. Видите ли, я могу одолеть вас другим способом.— Диц помолчал, потом со спокойной уверенностью сказал: — Страна и парламент никогда не примут соглашения о союзе. Вы потерпите поражение, а я одержу победу.
— Так вы знаете?
— Уже несколько дней.— Диц впервые улыбнулся.— Ваш дружок в Белом доме тоже имеет оппозицию. К ним просочились сведения. Два сенатора и конгрессмен прилетали в Канаду на встречу со мной. Они представляют группу политиков, которым не нравятся ни идея договора, ни его условия. Они проинформировали меня довольно подробно.
Хауден сказал:
— Отказ от союза с Соединенными Штатами равносилен самоубийству Канады — ее уничтожению.
— А я считаю, что объединение равносильно национальному самоубийству,— спокойно сказал Диц.— Мы уже пережили несколько войн. И пусть лучше мы переживем еще одну, но как независимая нация.
— Я надеюсь, вы измените свои взгляды,— сказал Хауден,— когда взвесите все обстоятельства серьезно и тщательно.
— Я уже все обдумал, и мы определили курс своей политики.— Лидер оппозиции улыбнулся.— Вы уж извините, если я приберегу свои аргументы для дебатов и предвыборной кампании. Вы, конечно, назначите выборы?
— Да,— сказал Хауден.
Диц кивнул:
— Я так и думал.
Как бы по общему согласию, они встали. Хауден промолвил, испытывая неловкость:
— Я полагаю, мне следует поблагодарить вас за услугу. — Он взглянул на конверт, который держал в руках.
— Не стоит, это поставит нас в неловкое положение.— Диц протянул руку.— Вскоре мы начнем сражение. Посыпятся оскорбления, как это обычно бывает. Хотелось бы надеяться, что они по крайней мере не будут носить личного характера.
Хауден пожал протянутую руку.
— Да, постараемся избежать личных выпадов.— Что ж, подумал он, при всей худобе в фигуре Бонара Дица больше благородства и статности, чем ему казалось раньше.
Чувствуя, с какой быстротой летят минуты, премьер-министр поспешно вошел в свой парламентский кабинет с пачкой бумаг в руке. Он был настроен решительно.
В кабинете его ждали четверо: Ричардсон, Милли Фридмен, Маргарет Хауден, только что прибывшая на заседание парламента, и Эллиот Прауз. Ответственный секретарь то и дело беспокойно поглядывал на часы.
— Время есть, но в обрез,— отрывисто бросил Хауден. Он обратился к Маргарет: — Подожди меня, дорогая, во внутреннем кабинете.
Когда она ушла, он вытащил из кипы бумаг телетайпную ленту, которую прислал ему Ричардсон. Это было сообщение о ванкуверском вердикте: освобождение Анри Дюваля, выговор судьи Эдгару Креймеру. Он прочитал ее несколько минут тому назад.
— Плохи наши дела,— начал Ричардсон,— мы можем спасти положение...
— Знаю,— прервал его Хауден,— именно этим я и собираюсь заняться.
Теперь им овладело сознание того, что у него развязаны руки. Как ни прискорбна трагедия с Гарви Уоррендером, он испытывал облегчение, освободившись от гнета висевшей над ним угрозы: письмо с отставкой Уоррендера — коряво написанное, но тем не менее имеющее силу — находилось в его распоряжении. Он велел управляющему партийными делами:
— Немедленно дайте в прессу заявление о том, что Дювалю будет выдана временная иммигрантская виза, и, сославшись на меня, можете добавить, что правительство не собирается опротестовывать решение ванкуверского суда и добиваться депортации Дюваля. А также укажите, что по моей личной рекомендации Кабинет предполагает издать указ о признании иммигрантского статуса Дюваля в самое ближайшее время. Можете вставить что-нибудь о том, что правительство относится с полным уважением к прерогативам суда и правам личности. Вам все ясно?
Ричардсон одобрительно кивнул:
— Черт возьми, еще бы не ясно. Давно бы так...