Ранним утром я трясся в электричке «Донецк-Изюм». А в девять с любопытством к новым реалиям сошёл на платформе в Славянске. Никто меня не встретил, хотя Борис Сапожков клятвенно уверял, что позвонит Андрею Мамонтову. Ну да мы не гордые, подумал я.
Перед вокзалом бродила пара патрулей. Вот и вся война. Зря Борис Сапожков тень на плетень навёл, решил я и двинул в центр, плохо представляя, где находится этот самый Стрелков, не расспрашивать же у прохожих, тогда меня точно заметут, и правильно сделают. Поэтому я шёл наобум туда, где улицы шире, а тротуар чище. Таким нехитрым макаром я попал в центр и за голубыми елями нашёл здание районной администрации.
Внутрь меня, естественно, не пустили.
— Кто такой? К кому? — грубо спросил невысокий боец с широченными плечами качка.
— Журналист из Донецка к Стрелкову.
— К Стрелкову? — недоверчив переспросил боец, держа автомат так, как держит мать ребёнка.
— Руки на затылок, ноги на ширину плеч! — приказал второй, высокий, почти с меня ростом. — Выворачивай карманы! А то мы знаем, какие вы журналисты!
Я не стал возражать и поднял руки, но так, чтобы бойцы не думали, что я их боюсь. То, что повыше посмотрел на меня с ненавистью, и вдруг понял, что он уже успел наглядеться всякого и не всякого, и что убить ему человека, как плюнуть на асфальт.
Меня тщательно обыскали, ткнув на всякий случай под ребро стволом. Забрали «никон», письмо, редакционное удостоверение, паспорт и портмоне с деньгами. Бог с ними, подумал я, почему-то решим, что попаду домой уже не на электричке, и деньги мне не понадобятся.
Тот, что пониже и пошире, отнёс мои документы и фотоаппарат в здание. Второй, непонятно зачем, держал меня на мушке, хотя вокруг бродили ещё человек десять с оружием. Так что даже чисто теоретически я сбежать не мог, разве что в виде живой мишени.
Они продержали меня в таком положении около часа. Вернувшийся боец ничего не сказал и, вообще, сделал вид, что не имеет ко мне никакого отношения. В здание входили и выходили люди, и всем им, как я понял, был нужен Стрелков. Некоторые из них принимали меня за шпиона. По крайней мере, один подошёл, посмотрел на меня и сказал:
— Здоровый, джеймс бонд! Вы следите за ним здесь!
— Отойди! — посоветовал ему боец, косясь на него, как кот на мышь.
Наконец позвонили, и меня повели все те же двое, тыча стволом в спину.
— Потише! — поежился я.
— Иди! Иди! — Но тыкать больше на всякий случай больше не стали.
Мы прошли через фойе с разбитым аквариумом в центре, поднялись на второй этаж и свернули направо. Кабинет Стрелкова находился с тыльной стороны и глядел окнами во двор. Грамотно, подумал я, в случае обстрела, не так опасно.
Я увидел перед собой крайне занятого и нервного человека. Видно, он уже познакомился с моими документами, потому что сказал бойцам:
— Свободны! — а потом обратился ко мне: — Аккредитация есть?
Я замялся:
— Нет…
— Ну а чего вы тогда?! — упрекнул он, хватая то карандаш, то папку.
Я решил, что меня, как минимум, арестуют, а как максимум, расстреляют. Трудно было понять, какие здесь порядки.
— Ефрем! — крикнул Стрелков в приоткрытую дверь. — Юз! — Безрезультатно. — Ю-ю-ю-з-з!!!
Слышали голоса бойцы на первом этаже. Вместо Юза в дверь сунул физиономию один из моих стражей.
— Ефрема найди! — приказал Стрелков.
Наконец раздались торопливые шаги и в комнату вбежал Набатников. У меня глаза полезли на лоб. Я не знал, что он здесь, и вообще, потерял его из вида с начала весны.
— Наконец-то! — сказал Стрелков, не поднимая головы и внимательно изучая пятна на столе. — Где тебя носит?
— Игорь Иванович, я занимался пострадавшими… из Былбасовки.
— Ах, ну да, — выпрямился Стрелков. — Разобрался?
— Так точно. Всех отправил в тыл, кого надо, по больницам.
— Сегодня бандеровцы автобус с местными жителями обстреляли, — пояснил Стрелков, по-прежнему не глядя мне в глаза.
— Мне доложили, что юго-востоке сбили Ми-8, — сказал Ефрем Набатников.
Я потом узнал, что это он самолично сбил вертолёт, только не хотел выпячиваться.
— Вот это хорошо! — оживился Стрелков. — Молодец! Вот человек из Донецка. Сделай ему аккредитацию.
Фраза «сделать аккредитацию» прозвучали просто-таки зловеще. Пытать будут, решил я.
— А чего ему делать, — пожал плечами Ефрем Набатников, глядя на меня безразличными глазами, — я его знаю.