им в лес махнуть, развеяться. Мак, значит... Егор понял, что очень хочет курить, хотя буквально перед тем, как его позвала Вера, от сигаретного дыма уже тошнило. Но ни пачки, ни зажигалки он, как назло, с собой на балкон не взял. - И как, развеялись? - отрывисто бросил он и, чтобы хоть чем-то занять руки, загреб ягоды из ведерка и прямо с ладони, целой горстью, отправил ее в рот. О том, что с ягод надо было оборвать чашелистики, он вспомнил уже после, но теперь это, казалось, не имело значения, как и все остальное, кроме вкуса земляники - насыщенного и чуть терпкого, с какой-то особенной, яркой, ни разу не приторной сладостью. Садовая клубника, которую Егору, конечно, доводилось едать, даже и рядом не валялась с этими ягодами. Их мякоть буквально таяла во рту, а мелкие косточки-семена приятно похрустывали на зубах. Егор сплюнул на ладонь несколько чашелистиков, которые остались на языке, закинул их в банку-пепельницу и загреб еще горсть земляники. - Развеялись, - подтвердила Вера, пока он жевал. - В лесу грибов чуть-чуть набрала, на лугу - земляники два ведерка. В этом году ее много и видишь, какая крупная. Наверное, и лесной был хороший урожай. Эх... Теперь уже осыпалась вся, с поляны если ягод десять соберешь - и то хорошо. Чем Вере не нравилась луговая земляника, Егор не понимал. Он закинул в рот еще одну горсть ягод и подумал, что, пожалуй, ничего вкуснее никогда в жизни не пробовал. - Мак мне иван-чая в дождевик нащипал... - продолжала Вера. - В дождевик? Как это? - опешил Егор. Это было настолько странное действие, что даже какой-то там непонятный чай, который Иван, удивил не настолько. О том, что это какая-то трава, Егор все же смутно догадывался. - Ага, - кивнула Вера, заулыбавшись так, что стало ясно: сейчас прозвучит очередная занимательная история. - У меня было два ведерка и пакет. В пакете - грибы, ведерки - для земляники. Пока ее собирала, Маку заняться было нечем. Он иван-чай очень любит, а у меня все запасы еще зимой кончились. Говорю, нащипли тогда его. Он как раз сейчас в цвету. - А что за иван-чай такой? - с набитым ртом перебил ее Егор. Ему уже и курить расхотелось, и даже взгравшая было злость на Мака улетучилась, как не бывало. - Растение такое, - пожала плечами Вера. - Листики узкие, как у ивы, растут вокруг стебля. А на макушке цветы - ярко-розовые, иногда чуть-чуть сиреневатые. Поляны с ним - невероятно красивые, словно огнем полыхают. Иван-чай еще называют пожарником или огненной травой... - Из-за цвета? - догадался Егор. Он никогда не видел ничего подобного вживую, но картина цветущих розовым лугов, березовых рощ в отдалении и церковных маковок, венчавших высокие деревянные крыши, сама собой предстала перед глазами. Встречал он что-то подобное на полотнах живописцев, теперь уж и не вспомнить, каких. - Не только, - Вера качнула головой. - Он первым заселяет пожарища. Знаешь, бывает, выгорит кусок леса, везде стволы обугленные, а в середине лета между ними все розовым горит, аж глаза режет. - Так дождевик-то тут при чем? - А, ну так пакета-то пустого не было, а Мак - товарищ предусмотрительный и прогнозам погоды не верит. Взял с собой дождевик, он в итоге пригодился. Мак его застегнул, рукава и ворот узлами завязал и нащипал в него иван-чая, как в пакет. Вот и вся история. Теперь у меня есть целый дождевик иван-чая. - Уголки Вериных губ подскочили вверх, и стали слегка заметны ямочки на щеках. Она частенько улыбалась так после того, как что-то рассказывала, не слишком различимо, но очень лукаво, если приглядеться. - Сегодня будешь заваривать новый чай? - уже в предвкушении поинтересовался Егор. - Нет, рано пока. Это тебе не мята: с грядки сорвал - и в кипяток. Сначала надо отферментировать - набить плотно в банки, чтобы он там немного подбродил. Потом просушить. И после уже заваривать. Я его через мясорубку пропускаю прежде, чем в банки набивать. И мне проще, и процесс быстрее идет. А есть умельцы, которые листики целыми оставляют и перед сушкой каждый в трубочку скручивают. Но, как по мне, это лишний геморрой. - Она пожала плечами и, просунув руку через решетку, подхватила из ведерка горсть земляники и закинула в рот. Егор, опомнившись, протянул ей ведерко обратно через перила. - Ты чего, не хочешь больше? - удивилась Вера. - Хочу... - смущенно признался он. - Но я и так уже много съел, а тебе еще варенье варить. - Да хватит мне на варенье! - Вера ладонью подпихнула ведерко обратно на Егорову сторону балкона. - Захочешь, я тебе и второе отдам. Какой смысл ягоды на заготовки переводить, если свежими они вкуснее? - Но разве?.. - начал было Егор и осекся. Потому что сам в этот момент понял, как Вера права. Мать каждый год покупала клубнику на рынке, отсыпала ему немного - полакомиться (этого всегда хватало лишь на то, чтобы раззадорить аппетит, но уж никак не наесться вдоволь), а остальное пускала на варенье. Клубничное Егору не нравилось никогда, оно было слишком приторным, а ягоды в нем размягчались, превращаясь в невнятную субстанцию, еще более сладкую и тошнотворную, чем сироп. Открывать его полагалось не раньше Нового Года, чтобы вроде как набраться витаминов, которые зимой и весной были в дефиците. Так же мать поступала и с другими ягодами - абрикосами, вишней... Егор всегда воспринимал это как нечто само собой разумеющееся, а сейчас вдруг осознал, какой это абсурд - лишать себя приятного сейчас ради сомнительного удовольствия в будущем, которое может и не настать. Как не настала вся та счастливая и правильная взрослая жизнь, к которой мать его готовила с детства, когда нужно было хорошо учиться в школе, просиживая за уроками все вечера, пока ровесники гуляли во дворе, играли и развлекались, как и положено ребятам в их возрасте; получить престижную профессию, чтобы потом устроиться на приличную работу, и не важно, что от этой профессии тошнит; раз от раза мириться со Светой, даже после самых изматывающих ссор, потому что «она хорошая девочка, повзрослеете, поженитесь - и будет у вас крепкая семья», а не «все эти курвы», с которыми общался Димка и даже иногда невзначай пытался свести с ними Егора. А еще «не езди с Димкой на Байкал, лучше, вон, со Светой погуляй или книжки почитай по учебе». И «в деревню к Димке не езди, ты там его родне мешать будешь, а еще там знаешь, какая молодежь, пить и курить научат, еще и побьют, если что-то не понравится». И «на юг от универа не езди, ты там никого не знаешь, мало ли что за люди, случится с тобой что-то за тысячу километров от дома - никто не поможет. Вот будешь работать, сам возьмешь и съездишь во время отпуска, со Светой». Ага. Съездил, аж десять раз! Все хорошее, что могло быть в жизни и что было у других ребят Егор неизменно откладывал на потом - с подачи матери. Как ту самую пресловутую клубнику, которая и доставалась ему в итоге зимой, но была совсем не такой вкусной, как свежая. Да чего уж там, вся жизнь вечно откладывалась на потом, а это «потом» так и не наступило. Хотя... Егор взялся за ведерко двумя руками и решительно поставил его себе на колени. Уж в чем в чем, а в землянике отказывать себе он сейчас не собирался! Как он ни пытался растягивать удовольствие, через пару часов ягоды кончились. Егор не знал, откуда взялся такой аппетит. Может, дело было в авитаминозе? Когда Егор в какой-то момент опомнился и позвонил Вере спросить, нет ли беды в том, что он стрескал уже полведерка ягод вместе с чашелистиками, она рассмеялась и сказала, что будет разве только польза - в чашелистиках много витамина С, еще больше чем в самой землянике. В списки покупок фрукты Егор никогда не вносил, потому что обычно их просто не хотелось. Разве что под Новый год просил Михалыча купить апельсинов или мандаринов (традиция же вроде как), которые, само собой, шли на закуску вместе со всем остальным, потом даже вкус их с трудом вспоминался. Димка приносил иногда что-нибудь выпендрежное, типа киви, грейпфрутов, винограда. А Михалыч летом и в начале осени притаскивал из деревни яблоки, груши и сливы. Все это частенько сгнивало в холодильнике или в пакете под столом, и теперь Егор даже понимал, почему. Когда часто пьешь, не до разносолов. Прибухнуть да набить живот чем посытнее, чтобы подольше не хотелось есть - вот и все желания. Егор долго вертел ведерко из-под земляники в руках и между делом даже смотался на кухню и помыл его. А потом все же набрался достаточно наглости, чтобы позвонить Вере. Она же говорила, что может дать еще. Вопрос был в том, как ее об этом попросить, чтобы это не прозвучало совсем уж бессовестно. - Добавки хочешь? - задорно поинтересовалась она сразу, как только услышала Егоров голос в трубке. - А у тебя еще что-то осталось? - на всякий случай уточнил Егор. Вера, может, тоже не теряла времени даром и съела остальное сама. - Осталось-осталось! Я на лугу сегодня земляники объелась. А сейчас вообще не до нее было, только что с иван-чаем разделалась. На улице была уже глубокая ночь, а липа все так же сладко пахла. Егор с трудом сдержался, чтобы не попросить Веру заварить тот самый чай, на липовом цвете. Он бы с радостью попил такого. Но напрягать ее лишний раз не хотелось, заметно было, что за день она очень устала - и по опущенным плечам, и по замедленности всех ее жестов. - Мак мне сегодня организовал выполнение пят