Выбрать главу
илетки по иван-чаю за один день, - усмехнулась Вера, когда они с Егором обменивались ведерками. - Четыре трехлитровые банки им набила. До следующего года точно не кончится, если не раздавать.       - Мне уже даже любопытно, что это за чай такой, - заговорщически прищурился Егор.       - Интересный чай, - кивнула Вера, поставив на пол ведерко. - Очень ароматный. У меня все руки им пропахли, смотри. - И она протянула Егору левую ладонь, перегнувшись через балконное ограждение.       Он помедлил и осторожно прикоснулся пальцами к ее запястью, чтобы подтянуть ладонь чуть ближе. Даже в тусклом электрическом свете, сочащемся из окон, было видно, что кожа, особенно на сгибах пальцев и вдоль линий жизни перемазана темным зеленоватым соком. Егор подался вперед и вдохнул аромат - совершенно невероятный - нежный и очень яркий одновременно. В нем различались цветочные ноты - не тех цветов, что продают в магазинах, а полевых, которые цвели в дикой части городского парка, куда они с Димкой иногда забредали летом. Но сильнее этих нот выделялась другая, какая-то очень знакомая - настолько, что Егор даже не сразу понял, что это она.       - Земляника со сливками... - растерянно проговорил он, подняв на Веру глаза.       - Ага! - широко заулыбалась она. - Мне тоже всегда напоминает. В чае этот аромат теряется, а вот в соке свежих листьев - прямо он!       Егор тоже улыбнулся в ответ и не удержался - снова припал к Вериной руке. Кончик носа коснулся ее ладони, а под губами он ощутил теплую кожу ее пальцев. Кровь ударила в виски, и Егор понял, что утонул в этом моменте и в этом аромате настолько, что не в силах был даже дышать.       Он понятия не имел, сколько времени прошло, но надеялся, что немного и что этот его жест не покажется слишком странным - более странным, чем он и так был.       Он отпрянул, но все же не удержался - медленно провел подушечкой большого пальца от Вериного запястья вниз - по ладони, и дальше - до кончиков ее пальцев.       На Веру он смотреть не решался, но расслышал как она прерывисто выдохнула и увидел, как по ее коже вверх от запястья к локтю - и дальше - побежали мурашки.       Егор ожидал, что Вера выдернет свою руку из его, оборвет момент, в котором он позволил себе больше, чем следовало, как это всегда бывало раньше. Но она почему-то медлила.       Он сам отпустил ее. Подхватил с пола ведерко с земляникой, поставил его на колени и торопливо развернул инвалидную коляску в сторону балконной двери.       - Спасибо! Ведерко я завтра верну, - бросил он через плечо, даже не взглянув на Веру.              Лесная поляна была залита солнечным светом и наполнена ароматами - цветущих трав и земляники. Стоило лишь протянуть руку, и травы сами льнули к ладони, осыпали к ногам лепестки - белые и розоватые.       Егор обернулся на Верин смех, легкий и звонкий. И увидел ее саму, в солнечных лучах ее кожа светилась и казалась почти прозрачной, как и тонкое белое платье, в которое она была одета.       Вера тронула Егора за руку и побежала. Егор пустился следом, ощущая, как приминается под босыми ногами мягкая трава. Волосы Веры разлетались в стороны, и, если ее удавалось догнать, можно было вдохнуть их запах - июня, леса, иван-чая...       Егор настиг ее прямо возле березовой рощи. Вера обернулась и протянула ему сложенные лодочкой ладони, полные земляники.       Он взял ее руки в свои и, наклонившись, губами собрал с них ягоды.       Вера провела пальцами вдоль его шеи к затылку и запустила их в волосы. А Егор, шагнув к ней, одним движением подхватил ее под бедра, приподнял ее вверх и закружил.       Вера смеялась, и все вокруг них крутилось и летело - и ветви берез, и цветочные лепестки, и блики солнечного света.       Губы Веры были теплыми и мягкими, и Егор сходил с ума от их вкуса, припадая к ним снова и снова.       Верино платье исчезло, и теперь он проводил пальцами по ее обнаженному телу - по ее шее, груди, животу, бедрам. Вера тихонько вздыхала и подавалась ближе к Егору. Он обнимал ее и растворялся в каждом мгновении, в каждом движении, которое они совершали.       В каждом движении, которому вторила колыхающаяся на теплом ветру высокая трава, среди которой они лежали.              Больше всего Егор ненавидел просыпаться именно после таких снов. Тут тебе и осознание того, какой на самом деле была реальность, словно лопатой по башке било, и от ощущения другой, вполне себе физической неудовлетворенности ломало все тело так, что хотелось на стенку лезть.       Наплевав на еще не развеявшуся сонливость, Егор перелез в инвалидную коляску, добрался до компьютерного стола и вытряхнул из пачки сигарету. Курение после такого было единственным способом удовлетворить себя так, чтобы получить при этом хоть какое-то удовольствие.       Облокотившись о столешницу, Егор уронил лоб на ладонь правой руки и наблюдал, как прогорает, посверкивая огоньками, кончик сигареты, зажатой между пальцами левой.       К чему все это приведет, если так будет и дальше продолжаться? Сколько еще можно сходить по Вере с ума, изводить себя дурацкими фантазиями и мучиться после таких вот снов?       Вечно одергивать себя, играть в доброго соседа и друга без претензий Егор устал - невыносимо! Особенно невыносимым все становилось после моментов, подобно вчерашнему. Потому что тогда появлялась слишком много мыслей и вопросов. Почему Вера не прервала все? Почему не выдернула свою руку? Почему у нее мурашки шли по коже?       Почему она общается с Егором? Чтобы скрасить свое время? Или из жалости, о которой думалось все реже? Кем Егор был для нее - на самом деле?       Вера же любила честность. Она же говорила, что в любых отношениях старается быть откровенной. Может, пора было напрямую задать ей тот самый вопрос, который выел Егору внутри почти все без остатка?       Михалыч вон вообще весь мозг проковырял, дескать, Егор как маленький, боится сделать первый шаг, а то давно бы с Верой все сложилось. Да и Димка вел себя странно, при каждом телефонном разговоре спрашивал, как с Верой идут дела.       Может, и впрямь Егор себе придумал сложности и теперь страдает от них?       Ответа он не знал, но мучиться неизвестностью и дальше сейчас казалось слишком невыносимым.       Егор дал себе время подумать и не рубить сгоряча. Он выполнил весь свой утренний моцион и даже заварил и выпил чаю, но наполненная светом лесная поляна не отпускала. Как и все мысли, которые возникли, пока дымила утренняя сигарета.       Выдохнув, Егор пригладил ладонями отросшие волосы (в последнее время все руки не доходили их укоротить) и решительно крутанул колеса инвалидной коляски, заставляя их перескочить балконный порог.