была отлажена еще пять лет назад. Спустя пару минут от нее пришел лаконичный ответ: «Зачем?» Егор некоторое время думал, постукивая пальцами по столу рядом с клавиатурой. На любезности его сегодня не тянуло в принципе - и с ней в том числе - но делать было нечего. «Меня заинтересовали предоставленные отрывки. Захотелось ознакомиться с сюжетом книги», - коротко написал он. Перечитал. И, помедлив, нажал на отправку. «Чтобы было больше поводов высказать свое „фи“ и поупражняться в остроумии?» - ответила Сазонова в следующем письме. Ну, что за дрянь? Какого черта было выбирать его в качестве иллюстратора, чтобы потом при каждом случае тыкать носом в старые конфликты? До которых, кстати, Егору не было никакого дела спустя столько лет. Об этом он, собственно, и спросил у Сазоновой. Только сформулировал все более культурно. Он выкурил еще сигарету, пока дожидался ответа. Не собирался, но выкурил. Вся эта бабская логика находилась где-то очень далеко за гранью понимания. «Мне очень нравится ваш стиль, - гласило пришедшее на почту письмо. - Я смотрела работы других художников издательства, но только ваши отражают то, что я хотела бы видеть в иллюстрациях к своей книге. Я рада, что вы согласились сотрудничать. И прошу прощения за свою грубость. Высылаю текст романа в прикрепленном файле. Надеюсь, чтение будет приятным - насколько это возможно для вас в отношении моих произведений». Егор выругался. Нет, женщин он явно не понимал! Он, конечно, никогда не претендовал на звание специалиста в этой области. Но хоть какие-то объяснения их поступкам должны были где-то в этом мире быть! Текст романа он скачал на жесткий диск. Но забивать себе голову тем, что хоть каким-то образом было связано с Сазоновой и ее творчеством, до конца этой ночи он не желал категорически! Почти до рассвета Егор проколупался с обработкой фотографий и, покурив напоследок, лег спать. Проснулся он в полдень. Продрых бы и дольше, но сработал будильник. Пришлось подниматься. За десять лет Егор уже привык к тому, чтобы ходить в туалет не когда хочется, а по часам. Потому что когда этого хочется, он просто не чувствовал. «Ты можешь контролировать мочеиспускание и стул», - оптимистично заявляли врачи. Да уж, плюсы в том, чтобы не носить катетер или не гадить под себя, определенно были. Но они не перекрывали всех минусов положения. Сотовый Михалыча был все так же отключен, а на домашнем все так же брала трубку жена. Этого следовало ожидать, но позвонить наудачу стоило. Егор перепроверил все сроки выплат за работы. Минимальные составляли пять дней, и то - сущие копейки. Закинул удочку заказчикам, для которых обрабатывал рекламные фото, - вдруг согласятся перевести пораньше деньги. Впрочем, случись это, кого можно было отправить в магазин? Димка был в очередной длительной командировке, Михалыч вообще на неопределенный срок выпал из зоны доступа, с соседями по площадке Егор не общался, даже не знал, кто живет на его этаже. Вчера, конечно, имел честь познакомиться с этой Верой, обитавшей в другом подъезде, хоть и через стенку, но толку-то с того? Связываться с ней Егор тоже не имел ни малейшего желания. Снаружи снова потянуло сигаретным дымом. Их с соседкой квартиры были одинаковой планировки, их разделяла стена в ее кухне и его спальне, но балконы были длинными, выйти на них можно было из обеих комнат. Во вчерашней пачке оставалась одна сигарета. Считай, что ничего, как он там ни пытался экономить. Опять унижаться ради курева не хотелось. Но здравый смысл подсказывал, что, если он не сделает этого сейчас, то все равно сорвется позже. Если без алкоголя он еще мог существовать хоть какое-то время, то без сигарет и несколько часов протянуть было трудно. Решившись, он распахнул балконную дверь и выбрался наружу. - Привет, Егор, - улыбнулась соседка, заметив его. - Привет, - обреченно выдавил он. Называть ее по имени - даже в ответ, даже просто про себя - совершенно не хотелось. - Курить будешь? - буднично поинтересовалась она. Егор молча кивнул. Она протянула пачку сигарет и зажигалку. Сегодня соседка не разглядывала его, как вчера - и на том спасибо. Каждый смотрел вниз, на улицу. На грязный тающий снег, потоки воды, бегущие вдоль обочин, на спешащих куда-то людей. - У меня скоро лапша доварится. Будешь есть? - спросила она, скинув пепел с сигареты и наблюдая, как его уносит ветер. - Лапша? - удивленно переспросил Егор. И тут же понял, что речь об очередном супе. Сто лет уже не слышал этого слова применительно к еде. Впрочем нет, не сто - всего лишь с тех пор, как мать умерла. «Суп-лапша домашняя на курином бульоне», - говорила она, непременно используя полное название, значившееся в ее большой кулинарной книге. Она всегда была щепетильна в деталях. И Егор сам не заметил, как вслед за этим коротким воспоминанием у него сорвался следующий вопрос: - Домашняя? Соседка покосилась на него несколько озадаченно. - Магазинная. - Что? - снова вырвалось у Егора. Он мысленно обругал себя. Смотрелся, небось, со стороны не только паралитиком, но и дауном. Что ж его сегодня так и тянет на тупые вопросы? - Лапша, говорю, магазинная, - терпеливо, словно маленькому ребенку, пояснила соседка. - Делать мне нечего, как с тестом для нее возюкаться. Сейчас все это продают готовенькое. Но, если тебя интересует бульон и все остальное, то это я сама делала. - Ясно, - пробурчал себе под нос Егор. - Так ты будешь? - Нет. - Магазинная лапша смущает? - На сей раз соседка включила иронию в голосе. - Ничего меня не смущает! - огрызнулся Егор. - Я не хочу есть! У меня есть еда дома, я уже говорил. Просто нет курева. И купить не на что. Но это временно. На днях появятся деньги. Я тебе заплачу за все твои сигареты! - О, как! Надо же! - с издевкой бросила она и рассмеялась. - Тогда не забудь посчитать, сколько выкурил. А то вдруг вернешь долг не сполна, и я обеднею от этого. Она сделала последнюю затяжку, наклонилась, чтобы взять пепельницу, которая, видимо, стояла где-то рядом на балконе, затушила сигарету, развернулась и ушла. Егор прикрыл глаза, докуривая. Он опять забыл одеться потеплее, и теперь его трясло - то ли от холода, то ли от злости. От соседкиных подачек было противно. Они заставляли чувствовать себя беспомощным калекой. Впрочем, если смотреть правде в глаза, в чем это было иначе? Спустя несколько часов он злился еще больше - из-за того, что голод окреп. Пустой желудок сводило от спазмов, и немного кружилась голова. Егор пробовал пить воду, заваривал чай с сахаром (хоть что-то съедобное в этом доме осталось) - бесполезно. Сколько так еще могло продолжаться? День? Два? Он все равно не дотянет до первых выплат без какой-либо пищи. А если и дотянет, кто купит ему продукты и принесет? Все шло к одному: просить помощи придется - рано или поздно. Так какая разница, когда это произойдет? На улице уже начинало темнеть. Он накинул на плечи свою старую ветровку, пылившуюся на вешалке в коридоре (мать при жизни так и не удосужилась убрать ее в шкаф, а Егору было все равно), и, выдохнув, решительно направился на балкон. Соседки видно не было. Она вообще дома? Егор перегнулся через перила, заглянув в ее окна, - там горел свет. Переступать через себя - через собственную гордость - было невероятно противно. Егор долго медлил, прежде чем сделать то, на что и так уже решился. - Вера... - позвал он, делая над собой усилие, чтобы назвать соседку по имени. - Ве-ер! В первые полминуты ничего не произошло, и он уже почти плюнул на свою затею. Стоило немедленно вернуться домой. Да. А попросить помощи он попробует в другой раз - когда-нибудь потом, но не сейчас. Он успел развернуть коляску, когда услышал, как открылась балконная дверь. Осторожно заглянул за отсыревшие, набухшие листы ДСП, закрепленные проволокой на кованой решетке. Соседка... Вера (да, стоит звать ее так, раз уж придется общаться) подходила к перилам, скрестив на груди руки. Во взгляде - смесь интереса и какой-то учительской строгости. - Я думала, мне послышалось. Оказывается, нет, - бесцветно прокомментировала она. - Нет. Не послышалось, - подтвердил Егор. Он облизнул губы, подбирая слова. Нет, вообще-то он давно уже их подобрал, но сейчас они почему-то все в один миг забылись. И Вера, похоже, не собиралась ему помогать, молча наблюдая за его потугами. - Слушай... - пробормотал он, - насчет твоей лапши... Можно? Ему стоило труда поднять голову и посмотреть Вере в глаза. Она усмехнулась - легко, без издевки и сарказма. - Сейчас разогрею и принесу, - сказала она. - Подожди. - И ушла в кухню. Лапша была безумно вкусной, как и борщ. Домашние были болтавшиеся в бульоне полоски теста или нет - не имело значения. Мать, когда делала лапшу, устраивала из этого целый ритуал (как и из готовки любого блюда, впрочем). Чего-то там колдовала с мукой, вымешивала, раскатывала, нарезала, сушила, раскладывала по баночкам, завязывая марлей горлышки, чтобы хранить до употребления. Еще Егор помнил, что в ее супе-лапше был только бульон, непосредственно лапша и половинка вареного яйца, опускавшаяся в тарелку перед подачей на стол. В тарелке, которую принесла Вера, яйца не было, зато им