– Я... да... то есть нет... ваша милость, тут есть еще одна книжная лавка, и гораздо ближе, сразу за Лебединым фонтаном! Пойдемте, я провожу, заодно ваша милость и на фонтан поглядит, уж такой красивый...
– К чему мне фонтан? Мне нужна лавка сеора Дэмиано. Именно эта лавка.
– А! Ну, что ж! За жалкий медяк я объясню вашей милости, как туда дойти. В ту сторону по улице, затем свернуть в Кошачий переулок, он выведет вашу милость на улицу императора Ригардо Непреклонного, а там – до самого здания Королевской небоходной академии. Обогнув академию, вашей милости следует углубиться в Небоходную слободу, где живут леташи. Там улочки запутанные, но ваша милость не заблудится, если будет помнить, что море должно оставаться по правую руку. Справа должны шуметь волны, и ветер должен доносить запах соли тоже справа. Потом, выйдя на более солидную...
– Постой-постой, что ты мелешь? Почему я за свои деньги должен к чему-то прислушиваться и принюхиваться? Разве ты не доведешь меня до самой лавки?
– Я, ваша милость, за одну-единственную монетку расскажу, как следует идти. Уж так подробно расскажу, что ваша милость и с закрытыми глазами дорогу отыщет!
– Ну уж нет! Пожалуй, я найду себе провожатого, который не станет морочить мне голову, доведет до порога нужной мне лавки... а по пути расскажет, почему встречный трус отказался меня туда вести. И заработает он этим... скажем, полделера.
– Полделера! – взвыл бродяга. – Да за полделера я... идемте, ваша милость!
И всю дорогу оборванец страшным голосом пересказывал Двуцвету сплетни, которые ползали вокруг книжной лавки сеора Дэмиано. Говорили, например, что дом этот пожирает людей. Войдет туда ничего не подозревающий бедолага – и не выйдет больше. Молочница Нанна клялась Антарой Кормилицей, что у нее не раз скисало в кувшинах молоко, когда она просто-напросто проезжала на своей тележке мимо особняка диль Рокреди. Рассказывали про жуткие завывания, которые порой доносились по ночам из-за наглухо закрытых ставней. Слуг в доме не было, только иногда две смелые женщины приходили туда мыть полы. Хозяин жил совсем один, не боясь ни воров, ни прочих лихих людей. Да и кого ему бояться? Кто к нему сунется? И еще: живет он здесь год за годом, скольких уже соседей пережил, а все не стареет!
– И сколько же лет этот господин живет, не зная старости? – посмеиваясь, уточнил Двуцвет.
– Много, ваша милость! Сто! Двести! – выразительно замахал руками бродяга.
– Ох, до чего же вы, иллийцы, любите преувеличивать!..
Когда путник и его провожатый дошли до двухэтажного особняка со стенами, украшенными лепниной, Двуцвет вручил оборванцу обещанные полделера. Бродяга рассыпался в благодарностях и сунулся целовать руки щедрому спутнику.
Опытный Двуцвет был начеку и уловил момент, когда ловкая рука иллийца скользнула ему под плащ...
Перехватив руку повыше запястья, Двуцвет резко вывернул ее. Бродяга рухнул на колени и взвыл от боли. При этом он уронил свою добычу – только что сорванную с пояса Двуцвета серебряную снежинку на тонкой цепочке. Это был талисман, который Двуцвет носил на поясе, укрывая складками плаща.
Возиться с вором Двуцвету было некогда. Он разжал пальцы – и бродяга, вскочив, умчался прочь.
Двуцвет поднял с мостовой серебряную цепочку с талисманом. Надо бы снова прицепить ее к поясу, но большое тонкое колечко смялось, а возиться с ним, приводя в порядок, было некогда. Двуцвет зажал цепочку со снежинкой в левую ладонь, а правой решительно взялся за дверной молоток и постучал в дверь.
2
Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.
(О. Генри)
Двуцвет не удивился тому, что дверь ему отворил хозяин дома со свечой в руке. Говорил же проводник-бродяга, что в этом доме прислуга не держится. Странным было другое: чувство узнавания при взгляде в вежливые серые глаза сеора Дэмиано.
Произнося обычные приветствия и извинения за поздний визит, Двуцвет рылся в памяти. Где он мог встречать этого человека?
А нигде! На зрительную память Двуцвет не жаловался, а внешность этого моложавого, хотя и совершенно лысого человека была достаточно приметной, чтобы его запомнить навсегда. Сколько лиц скопилось в памяти Двуцвета! Как монетки в копилке – авось да пригодятся!
А вот такой «монетки» в его казне нет!
Тогда почему сейчас такое ощущение, что перед Двуцветом – знакомый? Причем недобрый, нехороший знакомый...
Но чувств своих Двуцвет не выдал. Говорил со всей обходительностью: