За окном не было ничего ни страшного, ни интересного: раскидистая старая липа, за деревом — невысокий забор, за забором — раскисшая дорога.
По дороге куда-то спешил пожилой человек с авоськой, а вскоре его перегнал автобус. Через сотню метров машина остановилась, и Анабеев перевел взгляд на окна автобуса. Сквозь черные стекла почти ничего нельзя было разглядеть, но неожиданно что-то привлекло внимание Анабеева. Он быстро вытер влажные глаза, прижался лбом к стеклу и от желания разгадать наконец тайну своего страха, заскреб пальцами по подоконнику. — Кузнечик, — снова произнес Анабеев и даже не разглядел, а скорее догадался, что было там в автобусе: ребенок, обыкновенный ребенок в шубке или пальто, в шапке и калошах.
Отпрыгнув от окна, Анабеев прижался спиной к холодной стене и затравленно осмотрелся. Память еще не вернула ему подробности того страшного вечера, но чувство смертельной опасности, исходившее от ребенка, заполнило все его существо. Он уже знал, что маленькое зеленое насекомое имеет какое-то отношение к тому вечеру. Понял, что к этому причастен младенец, но вот свести воедино кузнечика и ребенка никак не мог.
Щелчок дверного замка заставил Анабеева испуганно вздрогнуть. Входная дверь открылась, и в палату вошли два человека в больничной униформе. У одного халат был накинут поверх милицейской формы, а под мышкой зажата кожаная папка.
— Что с вами? — увидев Анабеева у стены, мягко спросил круглолицый доктор со стетоскопом на груди. Не дождавшись ответа, он как-то по особому подплыл к больному и, улыбаясь, проворковал: — Ну что? Приснилось что-нибудь? Стоите босиком, на холодном полу. Давайте, давайте в постель.
— Я не стою, — замотал головой Анабеев. — Мне ничего не приснилось. Вернее, приснилось. Кузнечик приснился. Кузнечик… а вон там, в автобусе — ребенок. Это не приснилось. Я видел. Я сам только что видел, — горячо заговорил Анабеев.
— Ну-ну-ну, — попытался успокоить его врач. — Давайте-ка ложитесь в постель, а то простудитесь. Ложитесь и расскажите, как вы себя чувствуете, что вас беспокоит. Давайте, давайте. — Доктор подтолкнул Анабеева к койке, и тот послушно забрался под одеяло.
Неожиданно у Анабеева появилось непреодолимое желание выговориться. Все равно о чем, лишь бы говорить, лишь бы его внимательно слушали, и не оставляли одного в этой странной палате с зарешеченным окном.
— Вы знаете, доктор, — скороговоркой начал Анабеев. — Мне снилось, да-да, снилось что-то очень страшное. Какой-то кузнечик… — Анабеев заметил, как врач пальцами сделал милиционеру какой-то знак и, сбившись, замолчал. Он с тревогой посмотрел на посетителя в милицейской форме, затем на врача и спросил: — Где я, доктор?
— Не беспокойтесь, с вами все в порядке, — уклончиво ответил врач. — Вы маленько приболели. Бывает. — Улыбчивый доктор присел на краешек кровати и с фальшивым интересом спросил: — Так что там, с кузнечиком-то?
— Кузнечик! — охотно подхватил Анабеев. — Это ребенок… — Он наморщил лоб, помолчал немного и удивленно добавил: Он прыгал… маленький такой, с руками и… — Внезапно Анабеев все вспомнил, а вспомнив, мертвенно побледнел и начал ловить ртом воздух. Лицо его перекосилось от страха и боли. Он попытался вскочить с постели, но врач с милиционером удержали его, и больной разрыдался.
Когда Анабеев, наконец, немного успокоился, он обнаружил, что чувствует себя гораздо лучше, будто вместе со слезами из него вышла наружу та самая муть, которая мешала ему ощущать себя Анабеевым. В голове прояснилось, к нему вернулась способность связно мыслить и говорить. И только на сердце тяжелым камнем остался лежать пережитый ужас.
— Ну вот и хорошо, — ласково сказал врач. — Вот и ладненько. Сейчас вы поспите, а завтра, если захотите, мы переведем вас в общую палату.
— Я не хочу спать, выспался, — мрачно ответил Анабеев. Он взглянул на милиционера и добавил. — Я все вспомнил. Если хотите, могу рассказать. Только вы не поверите… — Анабеев перешел на шепот, а милиционер, не скрывая интереса, быстро уселся у него в ногах и приготовился слушать.
— Там действительно был кузнечик. Вернее, не кузнечик — ребенок, новорожденный младенец. Это он… он… убил!.. — Анабеев закрыл лицо руками и надрывно проревел: — Ведьма! Это Люська подослала этого гада! Ведьменка! Ведьма!
Врач поднял руку, в комнату тут же вошла медсестра со шприцем в руке. С помощью милиционера и врача она сделала больному укол, и сразу тупое, сонное безразличие навалилось на него, словно Анабеева вначале слегка придушили, а потом завалили тяжелыми ватными матрацами. Он еще попробовал шевельнуть рукой, хотел было что-то сказать, но это требовало необыкновенных усилий, и Анабеев закрыл глаза.