Не надо привлекать внимание Артура, если он вертится где-нибудь поблизости.
Миссис Керли медленно поднялась по лестнице. За многие годы она научилась двигаться неслышно. Ключ в замке почти не скрипнул, но с дверью начались проблемы. Визг петель показался громким и резким. Миссис Керли впервые поняла, почему было так просто следить за уходом и приходом Аниты.
Чтобы избежать лишнего шума, она решила оставить дверь полуоткрытой. Ей нужна была только минута. Миссис Керли хотела еще разок взглянуть на чемодан, чтобы составить мнение о его вместимости. Она вошла в гостиную, подсвечивая фонариком пол впереди себя. Теперь в спальную. Да, чемодан был по-прежнему здесь.
Он выглядел ужасно. Зелень кожи приобрела мертвенно-бледный оттенок, а розы кричали чрезмерной кровавой краснотой. Но, возможно, это только казалось. Просто миссис Керли знала, что чемодан служил гробом, и эти цветы никак не вязались с его содержимым.
А что же делал ее ум? Ум вычислял. Итак, размеры — метр двадцать в длину. Или метр пятьдесят? Ну почему она забыла мерку? Хотя дело не в длине. Ему пришлось складывать труп пополам. А если еще второе тело? Все зависит от глубины. Примерно шестьдесят сантиметров. Если плотно связать руки и ноги… ее колени на лицо Аниты, а колени Аниты…
И ведь получится!
Ужас подкосил миссис Керли. Она хотела вскрикнуть, она даже попыталась вскрикнуть, но из горла вырвалось только сухое карканье. Чего она испугалась? Чемодана? О нет, было кое-что пострашнее. Поскрипывание! Скрип петель! Кто-то открыл дверь в коридор! И она оказалась в ловушке! Артур Лоу здесь! Она попалась!
Послышались шаги, приглушенные ковром в гостиной. Ах, как она сглупила! Сама отдала себя в его руки. Ему даже не придется тащить ее тело к чемодану. Она уже здесь, рядом. И на этот раз не будет свидетеля, который снизу поймет все по звукам.
Ей предстоит умереть! Он похоронит их в чемодане. Она и Анита Лоу в одной могиле! Но почему тогда она не кричит? Миссис Пэрсон… миссис Шварц… кто-нибудь…
Внезапно темнота исчезла. Сначала она услышала щелчок, а затем вспыхнул свет. Она повернула лицо к убийце. Но Артур был не один. За ним стояло двое Мужчин, и эти двое чем-то походили на полицейских. И знаете, кто закричал? Артур Лоу!
— Господа офицеры, посмотрите на этот чемодан. Если она засунула мою жену туда…
Все обстоятельства сложились очень плохо. Доктор точно установил дату смерти, а Артур Лоу доказал, что был в это время в другом городе, и никто не мог ничего сказать против. Если и был звонок по междугородней связи, как это утверждала миссис Керли, то звонили из будки, потому что разговор нигде не был отмечен. Что касается письма, то она же его выбросила.
С другой стороны, миссис Пэрсон и миссис Шварц получили огромное удовольствие, описывая ссору между миссис Керли и Анитой Лоу — причем в тот самый дець, когда, по словам доктора, умерла несчастная Анита. И больше они ее не видели. Все верно, они могли описать почти каждую подробность скандала. Да, да, да, миссис Керли всегда была немного не в себе — такая у нее уж буйная натура.
Но последней уликой оказалось письмо, которое Артур Лоу благоразумно сохранил. А там помните: «…ваша женушка теперь никуда не выходит…» — и так далее. Кто же мог знать такие детали, как не убийца Аниты Лоу?
Уильям Сэнсом
Редкостная женщина[7]
Однажды некий молодой человек приехал посмотреть Рим.
То был его первый визит. Прибыл он из провинции, но, с одной стороны, он не был настолько молод, а с другой — настолько прост, чтобы вообразить, будто великая и прекрасная столица способна пообещать ему больше, чем любой другой город.
Он уже знал, что жизнь — по большей части иллюзия, и что, хотя в ней иногда случаются необыкновенные события, все они, тем не менее, компенсируются многочисленными разочарованиями. Знал он также, что жизнь может предложить и нечто еще более скверное — вероятность, что вообще ничего не случится. И что более всего этот вывод справедлив для большого города, занятого своими делами.
Так размышляя, он стоял на Испанской лестнице и обозревал простирающуюся перед ним величественную панораму. Юноша вслушивался в пульсирующий гул вечернего уличного движения и всматривался в огни, загорающиеся в золотистых римских сумерках. Сверкающие автомобили скользили мимо фонтанов, сворачивая на Виа Кондотти, красные неоновые вывески пронизывали темноту приглашениями, в желтых окнах автобусов теснились лица ехавших куда-то людей — казалось, каждый горожанин спешит по своим вечерним делам, и лишь ему одному нечем заняться.
Юноше показалось, что во всем городе совсем одинок только он один. Но поиски приключений никогда их не приносят — скорее даже, не дают им произойти. Да и подобное настроение ничего хорошего не сулило. Поэтому молодой человек поднялся по лестнице, прошел мимо красивой церкви и направился по вымощенному булыжником холму в сторону своего отеля. Бары и продуктовые магазины на этих узких улочках все больше заполнялись людьми. Но на широких тротуарах Витторио Венето под плавно поднимающимися к Садам Боргезе деревьями высшее общество Рима вскоре начнет заполнять самые элегантные в Европе кафе, чтобы насладиться аперитивом в вечерних сумерках. Там он будет еще более одинок. И поэтому, направляясь к своему временному пристанищу, молодой человек выбирал более спокойные старинные улицы.
На одной из таких улиц — узком переулке без тротуаров между старыми желтыми домами, который в Риме может внезапно вывести на таинственную площадь с фонтаном и церквушкой в стиле барокко, — он обнаружил, что шагает в одиночестве, и лишь какая-то женщина спускается навстречу ему с холма. Когда она приблизилась, он увидел, что она одета со вкусом, что в ее манере держаться чувствуется мягкий латинский огонь и что ведет она себя с достоинством. Хотя ее лицо прикрывала вуаль, его невозможно было представить некрасивым. И оттого, что он оказался с ней на этой улочке наедине и прошел так близко от нее — символа приключения, которым оказался столь беден этот вечер, юношу охватила еще более глубокая меланхолия. Он ощутил себя жалким, ничтожным, упавшим духом. Плечи его поникли, глаза опустились — но перед этим он все-таки украдкой взглянул на незнакомку.
Он оказался настолько потрясен увиденным, что остановился и с изумлением уставился на ее лицо. Нет, он не ошибся. Она улыбалась. И… тоже замедлила шаги. «Проститутка?» — мелькнуло у него в голове. Но нет — не та это была улыбка, хотя и волнующая кровь. И тут, к его удивлению, она заговорила:
— Я… не знаю, мне не следовало бы вас спрашивать… но сегодня такой чудесный вечер… и, возможно, вы тоже одиноки, как одинока я?..
Она была ослепительно красива. Он не мог выдавить из себя ни слова, но все нарастающий восторг придал ему сил, и он улыбнулся. Она снова заговорила, все еще неуверенно, но вовсе не навязываясь.
— Я подумала… быть может… мы смогли бы прогуляться, немного выпить…
И тут молодой человек наконец пришел в себя.
— Ничто, ничто не доставит мне большего удовольствия. А до Винето отсюда всего лишь минута ходьбы.
— Она снова улыбнулась.
— Мой дом совсем рядом.
Они прошли немного вниз по улице до перекрестка, который молодой человек уже миновал ранее. Женщина свернула на боковую улочку. Они дошли до места, где сплошной ряд домов заканчивался углублением. Оно было отгорожено от улицы стеной сада, а в саду стоял большой и элегантный особняк. Женщина, чье лицо странно белело в полумраке из-за сочетания полупрозрачной бледности гладкой кожи, серых блестящих глаз, темных бровей и волос цвета воронова крыла, вставила ключ в калитку сада.
Их приветствовал слуга в бархатной ливрее. Им подали игристое вино, когда они сидели в большом и изысканном салоне, освещенном свечами в канделябрах из тонкого стекла, и выходящим во внутренний дворик с влажно-зеленой лужайкой и журчащим фонтанчиком. Они разговаривали. Вино — ледяное в теплую римскую ночь — наполняло их внутренним теплом радостного возбуждения. Но время от времени молодой человек поглядывал на незнакомку с любопытством.
7
William Sansom. A Woman Seldom Found. From: Alfred Hitchcock Presents. 12 Stories the Wouldn't Let Me do on TV. Ed. by Alfred Hitchcock. Dell Boob, N.Y., 1958.