Солнцем снег занесло, и торчат посреди терриконов —то пробитое пулей весло, то опять новогодняя ель,в середине кита мы с тобой повстречались, Ионов —и, обнявшись, присели на мель.
А вокруг: солнцем снег занесло вдоль по лестничной клетке,и обломки фрегатов напали на наши объедки,для чего мы с тобою сражались на этой войне,потому, что так надобно было какой-то гэбне —донесли из разведки.
Облака поутру, как пустые мешки для котят,в министерстве культуры тебя и меня запретят:так и будем скитаться, ходить по киту в недоумках,постоянно вдвоем, спотыкаясь, по краю стола —демон жертвенной похоти, сумчатый ангел бухла —с мочегонным отваром в хозяйственных сумках.
«Я понимал: избыточность – одно…»
Я понимал: избыточность – одно,а пустота – иная близость к чуду,но, только лишь за то, что ты – окно,я никогда смотреть в тебя не буду.
Там, на карнизе – подсыхает йоди проступает кетчуп сквозь ужастик,какую мерзость ласточка совьет —в расчете полюбить металлопластик?
Я понимал, что за окном – музейс халтурой и мазней для общепита,и вытяжка из памяти моей,как первое причастье – ядовита:
то вновь раскроют заговор бояр,то пукнет Пушкин, то соврет Саврасов,…уходят полицаи в Бабий Яр —расстреливать жидов и пидарасов,
и полночь – медиатором луны —лабает «Мурку» в африканском стиле,я понимал, что люди – спасены,но, кто тебе сказал, что их простили?
«То иссохнет весь, то опять зацветет табак…»
То иссохнет весь, то опять зацветет табак,человек хоронит своих котов и собак,а затем выносит сор из ночных стихови опять хоронит рыбок и хомяков.
Вот проснулся спирт и обратно упал в цене,но уже не горит, как прежде, видать – к войне,погружая душу на всю глубину страстей —человек хоронит ангелов и чертей.
К голове приливает мрамор или гранит,зеленеют клеммы, божественный дар искрит,человек закрыт на вечный переучет,если даже срок хранения – истечет.
2013
«Был четверг от слова «четвертовать»…»
Был четверг от слова «четвертовать»:а я спрятал шахматы под кровать —всех своих четырех коней,получилось еще больней.
Вот испили кони баюн-земли,повалились в клетчатую траву,только слуги царские их нашли,и теперь – разорванный я живу.
Но, когда приходят погром-резня,ты – сшиваешь, склеиваешь меня,в страшной спешке, с жуткого бодуна,впереди – народ, позади – страна.
Впереди народ – ядовитый злак,у меня из горла торчит кулак,я в подкову согнут, растянут в жгут,ты смеешься: и наши враги бегут.
«Он пришел в футболке с надписью: «Je suis Христос»…»
Он пришел в футболке с надписью: «Je suis Христос»,длинноволосый, но в этот раз – безбородый,у него на шее – случайной розой расцвел засос,у него возникли проблемы с людьми, с природой.Золотую рыбку и черный хлеб превращал в вино,а затем молодое вино превращал в горилку:так ребенок, которому выжить не суждено —на глазах у всех разбивает кота-копилку.Как пустой разговор, отправляется в парк трамвай,светотени от звуков – длинней, холодней, аморфней,но воскрес Пастернак, несмотря на скупой вай-фай,и принес нам дверной косяк, героин и морфий.
«О том, что мыло Иуды Искариота…»
О том, что мыло Иуды Искариота —любило веревку Иуды Искариота:а кто-нибудь спрашивал хрупкую шеюпредателя и патриота?
О том, что ваши бомжи —смердят сильнее наших бомжей,о том, что ваши ножи —острее бивней наших моржей:а кто-нибудь спрашивал вшей?
И эта страсть – иголка на сеновале:ее лобок обрастает верблюжьей хной,а то, что мы – людей, людей убивали,никто и не спрашивал: что со мной?
Вдали отгорают хилтоны-мариотты,восходит месяц с хунтой ниже колен:сегодня мы – террористы,а завтра мы – патриоты,сегодня вы – патриоты,а завтра – пепел и тлен.
Остановись, почтенный работник тыла,там, где каштаны цветут в глубине Креста:во времена Иуды – не было мыла,да и веревка была бесплодной, петля – пуста.