Поворотись-ка, сынку, побудь завмагом:сколько волшебных мыслей в твоем товаре,солнце курит длинную булочку с маком,острые тени двоятся на харе-харе.
Чуден Ганг, но что-то зреет в его пучине,редкая птица, не отыскав насеста,вдруг превращается в точку посередине,обозначая касту этого текста.
2008
«Янтарь гудел, гудел и смолк…»
Янтарь гудел, гудел и смолк:смола устала от беседы,и сердце, как засадный полк —замрет в предчувствии победы.
И отслоится береста —сползая со стволов обойно,моя коробушка пуста,полным-полна моя обойма.
Янтарь истории гудел,тряслись над кассою кассандры,а у меня так много тел:браток, пора менять скафандры.
И к бластеру, и к топоруопять зовет комбат Исайя,да, я – предам тебя – умру,своим предательством – спасая.
«Страх – это форма добра…»
Страх – это форма добра,ангельский окорок,ватная тень от Петрападает в обморок.
Лысый, усатый, рябойвыпил сливовицы,и, наконец-то, собой —мертвым становится.
Тень отпоют воробьи,вместе с медведками:ужас, как символ любви,пахнет объедками.
Близким разрывом ложиськ детям, на полочку:распределяется жизнь —всем, по осколочку.
Аэроклей «ПВО»,Олю слукоило:стоило это тогоили не стоило?
СЕРАЯ ЗОНА
Гражданин соколиный глаз,я так долго у вас, что ячменным зерном пророс,и теперь, эти корни – мои оковы,пригласите, пожалуйста, на допроссвидетелей Иеговы.
В темной башне, как Стивен Кинг:тишина – сплошной музыкальный ринг,роковая черточка на мобильном,я так долго у вас, что опять превратился в свет,в молодое вино, в покаяние и минет,в приложение к порнофильмам.
Гражданин соколиный глаз,я ушел в запас, если вечность была вчера,то теперь у нее конечности из резины,для меня любовь – это кроличья нора,все мы – файлы одной корзины.
В темной башне – дождь, разошлась вода —жизнь, обобранная до нитки,и замыслив побег, я тебе подарил тогдапояс девственности шахидки.
«Оглянулась, ощерилась, повернула опять налево…»
Оглянулась, ощерилась, повернула опять налево —в рюмочной опрокинула два бокала,на лету проглотила курицу без подогрева,отрыгнула, хлопнула дверью и поскакала.
А налево больше не было поворота —жили-были и кончились левые повороты,хочешь, прямо иди – там сусанинские болота,а направо у нас объявлен сезон охоты.
Расставляй запятые в этой строке, где хочешь,пей из рифмы кровь, покуда не окосеешь,мне не нужно знать: на кого ты в потемках дрочишь,расскажи мне, как безрассудно любить умеешь.
Нам остались: обратный путь, и огонь, и сера,мезозойский остов взорванного вокзала:чуть помедлив, на корточки возле меня присела,и наждачным плечом прижалась, и рассказала.
2006
«Пастырь наш, иже еси, и я – немножко еси…»
Пастырь наш, иже еси, и я – немножко еси:вот картошечка в маслице и селедочка иваси,монастырский, слегка обветренный, балычок,вот и водочка в рюмочке, чтоб за здравие – чок.
Чудеса должны быть съедобны, а жизнь – пучком,иногда – со слезой, иногда – с чесночком, лучком,лишь в солдатском звякает котелке —мимолетная пуля, настоянная на молоке.
Свежая человечина, рыпаться не моги,ты отмечена в кулинарной книге Бабы-Яги,но, и в кипящем котле, не теряй лица,смерть – сочетание кровушки и сальца.
Нет на свете народа, у которого для еды и питьястолько имен ласкательных припасено,вечно голодная память выныривает из забытья —в прошлый век, в 33-й год, в поселок Емильчино:
выстуженная хата, стол, огрызок свечи,бабушка гладит внучку: «Милая, не молчи,закатилось красное солнышко за леса и моря,сладкая, ты моя, вкусная, ты моя…»
Хлеб наш насущный даждь нам днесь,Господи, постоянно хочется есть,хорошо, что прячешься, и поэтому невредим —ибо, если появишься – мы и Тебя съедим.
2009
№ 10101968
1.
То ливень, то снег пархатый, как пепел домашних птиц,Гомер приходит в Освенцим, похожий на Аушвиц:тройные ряды акаций под током искрят едва —покуда рапсод лопатой сшивает рванину рва,на должности коменданта по-прежнему – Менелай,менелай-менелай, кого хочешь – расстреляй,просторны твои бараки, игривы твои овчарки,а в чарках – хватает шнапса, и вот – потекли слова.