Драгомощенко Аркадий
На ёлке постмодернизма
Аркадий ДРАГОМОЩЕНКО
Несколько слов в качестве предварения нижеследующих замечаний.
________________________________________________________________________ Замечания эти написано месяца два тому давно и по-видимому не имеют, как и все остальное, какого-либо особого значения. Я и не намеревался, вообще, их предлагать никому после нескольких предпринятых безуспешно попыток (ГФ также волен поступать как ему заблагорассудится). Однако неожиданно мне довелось вновь стать свидетелем (каких по счету!) странных дискуссий, разыгравшихся в электронно-компьютерном пространстве международного симпозиума по "русскому постмодернизму", организованном электронным журналом PMC (PostModernCulture - Северная Каролина), где шла речь о некоторых вещах, которые могли лишь вызвать мое недоумение. По своему примечателен и тот факт, что именно представители нашей отечественной мысли поражали докучным занудством, нечетничеством, смешанными с одержимой романтичной верой в том, что, например, "постмодернизм" производится в Москве, что Гройс знает, где собака зарыта, что концептуализм это не метареализм... ну, и так далее.
На елке постмодернизма
В действительности ничто так
не темно, как природа света.
Поль де Манн.
Я перестаю многое понимать. И раньше понимал не Бог весть сколько, но сегодня мое понимание определенным образом иссякает как желание представить что-то чем-то, либо в чем-то найти иное, ему предстоящее или же им сокрытое, оставаясь все-таки желанием, но как бы "вообще" (поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что...)--о чем, можно, вероятно, говорить, как о переходе в состояние чистой интенциональности, если бы этим можно было бы утешиться.
Впрочем, если не кривить душой, то в опыте такого состояния, если его попытаться прожить, предвидится значительная трудность, сулящая при ее одолении некую "исполненность", призрачность которой очевидна, но тяга к которой от этого ничуть не ослабевает. Назовем это пониманием одного как этого же самого, путь к которому является процедурой еще более сложной и обескураживающей, нежели процедуры толкований, экзегезы, философствования, герменевтики, etc., порождающие множество операторов в гипотетическом пространстве знания, подобно тому, как математика населяет совершенно проницаемый и одновременный мир символами разделения и функций...
Однако, вовсе не отвлеченные мечтания послужили причиной этих замечаний, иное--мне, особо не жаждущему понимания (прежде всего я имею в виду одно из его популярных значений--"сочувствие"), к тому же не посягающему на чью-либо точку зрения, хочется кое-что добавить к сказанному Вячеславом Курицыным в последней его статье "О наших разногласиях по поводу постмодернизма" (ЛГ от 14.10), что, надеюсь, сможет в какой-то степени прояснить дело в отношении разности голосов и различия мотивов, побуждающих эти голоса звучать.
В чем же собственно заключается дело? Вопрос отнюдь не риторический. Брожения, вяло перетекавшие в откровенные распри, которые вызывал термин постмодернизм, явившийся впервые в виде прилагательного в названии книги Йозефа Худнута--"Пост-модерный дом", увидевшей свет в 1949 году, далеко еще не закончились, хотя и подернулись легкой пеленой ностальгии. Теоретические споры минувшего десятилетия действительно вовлекли в нескончаемый круг симпозиумов и конгрессов big wheels, которые и до сих пор у многих на слуху, медленно переходя из сферы пересудов в рутину обыкновенного чтения, к счастью не предполагающего немедленных порывов применения или претворения в практику тех или иных положений. Не взирая на забубенную легкость бытия в ассиметричном дискурсе денег, даже критики Нью Йорка и те несколько поутратили пыл в изобретении-изобретения искусства. Нет причин не предполагать, что весь массив теоретических штудий, охватывавший действительно великое разнообразие подходов к интерпретации феномена постмодернизма, в итоге сам стал как бы предметом собственного описания и исследования, будучи вовлечен своей страстью в собственную проблематику отношений "бытия" и "становления" в роли холодного и остраненного объекта. Благодаря чему постмодернизм буквально на глазах обрел отчетливую форму, подобную грамматической форме перформатива.
В самом деле, вряд ли кто помнит сегодня что-либо вразумительное о лабиринтах выставки Лиотара "Невидимые материи", забыты также гневные инвективы в "деконструкции", адресованные поэтам 80-х, да и самого Ж. Деррида, подобно Бирнамскому лесу, вскоре вероятно вновь покроет густая Академическая сень. Этот осенний пейзаж, впрочем, так же вечен (читай "прекрасен"), как и пейзаж любой поры года. Differance1 покойно заняла свое место рядом с "Очерком о золотом льве в Хуаянь" Фа Цзана, чтобы продолжаться--а истина зеркала лежит вовсе не в зеркале--например, восхитительной дикостью историй о времени, одержимости, электроречи, воображении, телефонах в повествованиях Авитэлл Ронелл, напоминающих нескончаемое кочевье ртути, из которой, увы не выковать меча, тем паче орала. Конечно, в настоящее время это как раз, скорее всего, и походит на архив, столь досаждавший некогда, искавшим абсолюта оппонентам--архив, не знающий предела и истоков, наподобие "Вавилонской библиотеки" или настоящего, постоянно идущего из уже всегда бывшего. И даже не столько на архив, сколько на некое топологическое образование, побуждавшее в свое время алгебраистов прибегать к иллюзорному "изображению" некоторых из них (к наделению временем...) в виде бутылок, бубликов, лент и треугольников. Поиски возможности представить материю, созерцающую себя, попеременно вписываются в совершенно противозначащие предпосылки.
Однако у нас, в отечественном дыму картина куда как другая. И Вячеслав Курицын прав--только ленивый покуда не произнес слово "постмодернизм" (или--пост-история). Но это... скажем, тоже очень старая история. В свое время такая же участь была уготована многим словам, так и оставшимся в области смутных предположений и изматывающе-однообразных суждений. И то сказать, сколько раз в связи с поползшими было среди "теть" (выражение В. Топорова) слухами о "постмодернизме" было сказано или написано о "цитировании"? О "всеядности"? О "бессилии", "эклектизме"? О "техницизме"? Наконец, о попрании "ценностей", "нравственного" и "духа"? Ответить на этот вопрос мне не представляется возможным.