— Как бы сказать. Он… работает, а не фигнёй страдает. Сколько мы там пробыли? Полчаса? Те кто до нас заходили примерно столько же каждый. Всего пять человек. В Толпо сколько ты говорил?
— Тридцать пять, и от увеличения их спасает только то, что добавь одного, и будет тридцать шесть. А никто не хочет быть в списках тридцать шестым.
— А это тут причём? — проглотил я очередную ложку супа.
— Ну как, тридцать шесть — плохое число.
— Первый раз слышу, — признался я, — Ну у нас вот тринадцать не любят. Шестьдесят шесть, шестьсот шестьдесят шесть. Зато три и семь наоборот.
Мы помолчали ещё немного отдавая дань местным пирогам. Наевшись, я откинулся на спинку скамейки.
— Вечером, я так понял, ты к Сотру пойдёшь?
— Ага, — Огль лениво оглядел пустой стол.
— Ну значит сейчас переодеваемся, и к мяснику.
— Зачем?
— Грехи наши тяжкие кормить. Лень с Гневом сегодня на тебе. Не забыл.
Огль вздохнул.
— Умеешь ты озадачивать.
— У меня хороший наставник, — усмехнулся я.
— А ты чем займёшься?
— Буду страдать, ибо познание суть страдание. А наставлять познающих — страдание многократно большие.
— Китаф?
Я кивнул.
— Ну раз моя очередь кормить, так тому и быть.
Мы вышли из едальни, и колобками пошагали в сторону доходного дома. Вечер обещал быть скучным, оставалась надеяться только на ночь.
Интерлюдия 3
Тарта была зла. Нет. Она была в бешенстве. А ещё ей хотелось плакать… и орехов в меду. Спесь, чувствующая бушующий коктейль не понимала что ей делать, и крутила головой по сторонам. Глядя на то, как догорает повозка, на которой привезли партию бумаги, которую она попросила у серого камня с опережением графика на пол года, она понимала что это очередной проигрыш. Так ведь ещё и за прошлые пару месяцев, бумага тоже была тут, что-то там было с перевозками, Агле рассказывала. Вон стоит в объятьях братца и не понимает что делать. Пять тысяч листов, это могло спасти потрошителя. Так мало того, в этой же повозке Агле привезла декоративные элементы для партии элитных счётов, которые выгоднее было заказать именно на севере. Даже с учётом логистики. По сути вся прибыль что у них была за лето сгорела тут. Ну не за лето, а до середины последнего месяца, когда она отправляла заказ северянам. Агле тогда в первый раз приехала, и она решила что через неё будет проще и выгоднее. Вообще так и было, но потом начались эти проблемы. Ротод неодобрительно проводил глазами Жмура, не переставая обнимать Агле. Тот бочком приблизился к ней и доложил.
— Наймит это мэрский. Ну тот у которого волчок ваш.
— Точно?
— Шоб мне блестяшки руку атрубили.
Тарта поморщилась. Исправить речь Жмура она пробовала, но результатов не добилась. Ей хотелось расплакаться. Вообще ни на что не способна. Блестяшками теневики звали стражу, а значит «клятве» можно верить.
— Граматно всё сделал падлюка, — продолжил мальчишка, — Прагрел телегу, патом с разных старон запалил, и ветерком дымок раздербанил.
— Откуда узнал?
— Ахотничков паспрашали, сколь стаял, как хадил. Кагда загарелась, сколь гарела. Так что эт точно.
Тарта обняла себя. Заметила как покраснел Жмур, проследила за его взглядом, и сложила руки на груди, а не под неё. Вот же болван малолетний. С конца лета на потрошителя сыпались неудачи. Точнее она так поначалу думала. То золотари сломают свою телегу и опрокинут бочку прямо перед входом в Потрошителя, то у мясника прямо перед ними выкупят всё мясо, то у мельника, у которого они закупают муку, жернов соскочит. с ними стали неохотно работать. Поэтому начало страдать качество блюд и подаваемой выпивки, вонь от перевёрнутой бочки до сих пор иногда появлялась, и в Потрошителя стали ходить всё меньше. Так ещё и сезон походов за барьер приближался к концу, пришло время сбора урожая, и многие барьерщики вернулись на поля. Она хотела сделать рекламные листы, про которые рассказывал Тимур, и раздать их по всему городу, но… бумага сгорела. Пару атнивок назад она поняла что таких совпадений быть не может, и попросила гильдмастера теней узнать кто за эти стоит. Пришлось ради этого даже в дом к одному члену городского совета залезть. И теперь вот она знает виновного, опять. Хотя стоило догадаться, по слухам граф воспринимал Потрошителя как украденное из-под носа. Да ещё и у Ротода по местным меркам такой же титул. Самого Фошера, Тарта не винила. Злилась — да, собиралась при встречи отплатить — конечно. Но не слишком сильно, виноват был во всём мэр.
Тарта посмотрела на парочку северян. Рядом с ними стояли их волчата. Да Агле к себе взяла одного из двух оставшихся, а именно — Зависть. Так что без «хозяина» остался только Блуд. Но если вернуться к Агле, этот сморчок сорвался когда она в первый раз приехала. Они с Ротодом тогда по всему городу за ручку гуляли. А Агле красавица. Девушка осмотрела себя и вздохнула. Тощая, невысокая, и угловатая. Брат говорит что это временно. Не худоба с ростом, а угловатость. Он так и сказал: подростковая угловатость. Но она-то уже не подросток, ей уже скоро одиннадцать! Хотя Явлафу вроде нравится. Вон он идёт, лёгок на помине.