А я оробел, молчу, нагнуться не могу, только и подумал: "Вот и конец мой".
Ногой ударил меня немец в живот, упал я на лавку, не вздохну. Зеваю ртом, а воздуха никак не наберу, даже в глазах потемнело... Старуха ко мне подскочила, проворно, как молодая, сняла с меня валенки и протягивает немцу. Он было еще раз замахнулся на меня, колоть хотел, но увидел у старухи в руках валенки и чего-то смилостивился. Взял валенки, плюнул мне в лицо и начал обуваться.
Остальные трое стоят у порога, смеются.
Обул высокий валенки, сапоги свои в мешок положил, не хорошо как-то вкось усмехнулся и первый вышел из хаты.
Ушли они, а спустя время новая часть вступила в деревню. Так все они одинаково хозяйствовали, что через несколько суток всю деревню нашу очистили, облупили, как вареное яичко.
- Хороша армия! - воскликнул присутствовавший при разговоре молодой веснушчатый и веселый лейтенант... Старик продолжал рассказывать:
- ...Был при мне такой случай: входит в хату ихний унтер и быстро что-то говорит солдату, какой назвался венгерцем. А венгерец, вижу, ни черта, ничего не понимает, плечи то поднимет, то опустит, руками разводит и глаза у него глупые-преглупые. Потом венгерец начал по-своему лопотать, а унтер плечами вздергивает и серчает, даже щеки у него краснеют.
Лоб в лоб уперлись, как бараны, лопочут каждый по-своему, никак один другого не поймет. Между собой нет у них одной речи; а по разбою у них у всех один язык: хлеб, яйки, молоко, картошки давай, капут - все говорят, и каждый либо штыком смерть показывает, либо коробкой спичек гремит - сжечь грозит. А вы говорите - армия. Какая же это армия, когда все они как будто из одной тюрьмы выпущенные?
За окном стояла морозная ночь. В печурке жарко горел угольный штыб. Старик снял со спинки кровати поношенную шубейку, кряхтя стал одеваться и, уже просунув руку в рукав, еще раз упрямо повторил:
- Нету у них армии, точно говорю.
С почтительной сдержанностью обращаясь к нему, лейтенант сказал:
- Вы, папаша, конечно, правы, но у них тоже есть идея, за которую они воюют.
Старик на секунду застыл с распяленной на руках шубой, но потом, как бы опомнившись от изумления, сурово спросил:
- Какая такая идея? Нету у них никакой идеи, да и слово это для них неподходяще.
- А вот есть она, - утверждал лейтенант, пряча в глазах чуть приметную улыбку.
Присев на кровать, старик молча всматривался в лицо лейтенанта и хмурил рыжеватые седеющие брови. Голос его звучал с ехидной официальностью, когда он попросил:
- - Тогда объясните мне, товарищ командир, об ихней идее, потому что я человек малограмотный я, может, не так это слово понимаю...
- Вы не серчайте, папаша, - примирительно сказал лейтенант. - Идея у них точь-в-точь такая, как вы рассказывали. Дней пять назад окружили мы их обоз из 30 с лишком подвод. Залегли немцы возле повозок, отстреливаются. Дело их конченное, деваться им некуда, но они не сдаются. Рядом со мной лежал молодой боец, только недавно прибывший в часть с пополнением. Видит он. что немцы так упорно обороняются, и говорит мне: "Видно, это идейные фашисты, товарищ лейтенант. Смотрите - не хотят сдаваться". - "А вот, говорю, - перебьем их, тогда посмотрим, что у них за идея".
Ну, перебили их, как полагается, вчистую, начали тюки рассматривать. Обоз-то шел в тыл, а в тыл кроме раненых известно, что они отправляют. Распороли один тюк - детская обувь, отрезы ситца и всякий другой материал, женские пальто, демисезонные и меховые, пшено в мешочках, галоши и прочее барахло. В другом мешке - такая же история. Подзываю я бойца, который заподозрил немцев в идейности, и говорю: "Видишь, что у них в мешке?" "Вижу". - "Ну вот, - говорю, - и вся их идея, за какую они сражались. Идея-то их целиком в мешок влезет, а подкладка у нее ситцевая. Понятно?" "Понятно теперь", - говорит красноармеец и смеется.
Старик внимательно выслушал лейтенанта, потом заговорил, и в голосе его зазвучало нескрываемое превосходство.
- Не так ты говоришь, сынок, хотя ты и командир по чину! Не знаешь ты, что такое идея, а вот я тебе объясню. Наш председатель колхоза Иван Иванович Черепица, бывало, скажет: "Есть у меня, граждане, идея плотину на Сухой балке насыпать и зеркального карпа в том пруду разводить". Всем миром взялись, сделали и перед войной уже полторы тонны карпа на базар вывезли, не считая того, что пошло на общественное питание.
Или так скажет: "А как, граждане колхозники, насчет такой идеи, чтобы мельницу-турбинку построить?" Глядишь - спустя время мельница готова и даже из соседних колхозов везут к нам зерно молоть. Такая же была идея и с пасекой, и с шленскими овцами, и мало ли еще с чем по хозяйству. Теперь тебе понятно, что означает идея? Это, милый человек, означает такое дело, от какого происходит народу одна польза. А ты это хорошее слово к грабежу припрягаешь. Грабеж, он так и называется грабежом. Грабят немцы? Очень даже грабят! Значит, слово это им недоступное, рядом с немцами его ставить нельзя, а то оно вымажется около этих сукиных сынов. Молодые вы люди и кое-чего в жизни недопонимаете. Это я точно говорю!
* * *
Враги еще дерутся с ожесточением, поговаривают даже о весеннем наступлении, но весной будут воевать не те немцы, которые топтали нашу землю в прошлом году. Под сокрушительными ударами Красной Армии полиняли они и полиняли безнадежно. Пленный обер-ефрейтор 3-й роты 160-го мотострелкового батальона 60-й мотодивизии Вильгельм Войцик говорит:
- Слова "домой", "назад в Германию" сделались просто паролем среди солдат.
Этот не лишенный наблюдательности ефрейтор на вопрос о том, каково качество поступавших в батальон резервистов, заявил: "Появилась новая черта в солдатах пополнения: они все время молчат и очень много курят".
Любопытная черта!
"Правда", 28 февраля 1942 года