Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для нас это были первые выстрелы войны.
Как вскоре выяснилось, огонь вели оуновцы, украинские и польские националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные немецко-фашистским командованием диверсанты. Тут я, кстати, вспомнил, что только позавчера на одном хуторе, возле Луцка, в сарае со старым сеном наши чекисты засекли и оцепили нелегальное сборище 20 оуновцев, деятельность которых в последнее время оживилась. Видно, тогда их не всех выловили...
Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу. Проезжая мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких бомбардировщиков. Ни один наш самолет не поднялся в воздух, часть из них горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию, где размещался штаб. Я поднялся на второй этаж и забежал в комнату, в которой жил Н. П. Земцов. Он улыбнулся мне, спросил:
-Что, маневры начались? То-то слышу взрывы и стрельбу, но бригада в них ведь не принимает участия. Я резко ответил:
- Какие к черту маневры! Война! Немцы напали на нас. Слышишь, бомбят аэродром?
Я спустился вниз, к машине, подъехал к передней линейке у палаток.
О дальнейшем мне напомнил в 1967 г. в своем письме бывший красноармеец К. С. Бодаков. "...Я с вами встречал войну,- писал он.-Я ваш солдат тяжелого 41-го года. Служил я радистом в 1-й противотанковой бригаде... Располагались мы лагерем в лесу, недалеко от станции или местечка Киверцы.
Вспоминаю вас. 22 июня я был дневальным. Удивился, что ваша "эмка" в такой ранний час приближалась к расположению нашего дивизиона. Приготовился доложить, что, конечно, "никаких происшествий не произошло". Вы быстро вышли из машины и сказали в мою сторону: "Отставить. Где сигналист?" Я указал на палатку. Вы открыли полог и громко: "Сигналист, тревога!" И ко мне: "Дневальный, тревога!" И так началось".
Лагерь мгновенно проснулся. Палатки опустели. Личный состав частей и подразделений быстро занял свои места у орудий и машин. Начальник штаба майор Крылов и батальонный комиссар Земцов держались возле меня. Мы все прислушивались к гулу, доносившемуся с запада. Он все усиливался. Вдруг над поляной, где еще два дня назад был расположен наш ярко разукрашенный парк орудий, боевых и транспортных машин, появилось свыше сорока юнкерсов. Снизившись, они сделали круг, затем другой, но ничего не обнаружили и, не сбросив бомб, удалились в сторону Луцка.
Мы быстро пошли в штаб. Здесь я вскрыл мобилизационный пакет и узнал, что с началом военных действий бригада должна форсированным маршем направиться по маршруту Луцк, Радехов, Рава-Русская, Немиров на львовское направление в район развертывания 6-й армии. Немедленно доложил об этом по телефону генералу Потапову. Выслушав, он сказал:
- Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска форсировали реку Западный Буг в полосе Устилуг, Сокаль и продвигаются на Владимир-Волынский. Поэтому прошу вас, наконец, требую, выступить на Владимир-Волынский и совместно с 22-м механизированным корпусом уничтожить противника, перешедшего границу, и восстановить положение.
Я ответил:
- Бригада является резервом Главнокомандования. Выполнить ваше требование, противоречащее мобилизационному плану, не могу.
Потапов попросил подождать у телефона, пока он свяжется с Москвой или Киевом. В этом я не мог ему отказать. Тем более, что бригада еще готовилась к маршу. Минут через 15-20 командарм позвонил снова.
- Связь с Москвой и Киевом прервана,- сказал он.- Противник ведет наступление по всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась массированному удару с воздуха и артиллерийскому обстрелу и почти полностью погибла{3}. Город Владимир-Волынский с минуты на минуту будет захвачен врагом.- Голос Потапова с тал тверже, требовательнее.- Учитывая сложившуюся обстановку, приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на Владимир-Волынский и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом генерал-майора Кондрусева разбить противника, перешедшего границу, восстановить положение. Границу не переходить. Всю ответственность за нарушение бригадой задачи, предусмотренной мобилизационным планом, беру на себя.
Я счел решение генерала Потапова в создавшейся обстановке правильным, поэтому повторил приказание и, собрав командиров полков я дивизионов, сообщил им о поставленной командармом задаче. Выступление бригады назначил на 10 часов.
Сборы, как говорится, были недолги, и в этом тоже сказались высокие результаты, достигнутые бригадой за несколько недель напряженной учебы. Назначенное время еще не истекло, а начальник штаба уже доложил о готовности частей к маршу.
Короткий митинг перед выступлением. В нескольких словах я сказал о вероломном нападении гитлеровской Германии, о задаче, поставленной нам командующим 5-й армией. Говорю, с волнением вглядываясь в лица бойцов и командиров. Разные они. Одни вспыхивают от внезапного гнева, другие необычайно бледны. В их глазах недоумение, боль. Но есть в каждом взгляде какое-то общее для всех чувство. Я понимаю его, ибо и сам испытываю то же самое. Это сознание, что в дом пришла беда, о которой мы думали не раз, понимая ее неизбежность и в то же время надеясь, что она, быть может, минует нас. Теперь эта надежда качалась нам наивной. В мире, где существовал фашизм, нападение на нас было неминуемым. И вот оно свершилось...
- По машинам!
Команды выполняются четко, быстро. Выходит на марш головная колонна. За ней устремляются остальные боевые части. Тыловые подразделения догонят нас на грузовиках с боеприпасами, горючим и продовольствием. А пока они остаются на месте. Впрочем, и мы ведь еще собираемся вернуться в свой лагерь. Вернуться, восстановив положение на границе и таким образом выполнив приказ.
Такой представлялась нам предстоящая схватка с вторгшимся врагом, когда в 10 часов 22 июня 1941 г. мы двинулись ему навстречу, к границе.
IV
Первая встреча с противником состоялась в особенно неблагоприятных для бригады условиях: он напал на нас с воздуха на марше.
Авиационные удары обрушивались в тот день на войска 5-й армии с самого рассвета. Фашистские бомбардировщики в течение первых часов после нападения разрушили многие военные городки и прервали линии проводной связи. Все же к 10-11 часам дня почти все части (я имею в виду первые эшелоны войск прикрытия границ) были выведены с зимних квартир и лагерей и двигались к границе, на линию строившихся укрепленных районов, вооружение которых не было завершено. Немецкая же авиация к этому времени переключилась на непосредственную поддержку своей пехоты и танков, вторгшихся в глубь приграничной зоны. Однако часть вражеских бомбардировщиков продолжала наносить удары по двигавшимся колоннам советских войск.
Одному из таких нападений подверглись и мы. Это произошло сразу же после того, как бригада миновала Луцк и за ним мост через р. Стырь. Одна за другой налетали на нас волнами группы по 20-30 бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Оглушительно рвались бомбы, трещали пулеметы, грохотали пушки.
Густая пелена дыма и пыли окутала шоссе. Нам стало трудно двигаться по нему. Но и фашистские летчики уже не могли выбирать цели. Это несколько облегчило наше положение. Главное же, колонны безостановочно шли вперед, рассредоточившись, на высокой скорости, и именно это спасло бригаду.
На полпути между Луцком и Владимир-Волынским наш передовой отряд догнал небольшую колонну из нескольких бронемашин с двумя танками. Оказалось, что мы встретились с командиром 22-го механизированного корпуса и оперативной группой его штаба. Сразу же познакомились. Я информировал генерал-майора С. М. Кондрусева и начальника штаба корпуса генерал-майора В. С. Тамручи относительно поставленной бригаде задачи.
Кондрусев в свою очередь подтвердил, что им получен приказ нанести удар по вторгшемуся противнику в районе Владимир-Волынского. Однако тут же выяснилось, что две из трех дивизий корпуса - 19-я танковая и 215-я моторизованная выдвигались из Ровно (140 км от государственной границы) в район Ковеля и могли прибыть туда лишь к исходу следующего дня. Относительно третьей споен дивизии-41-и танковой Кондрусев знал лишь то, что утром 22 июня она находилась в месте расквартирования - на западной окраине Владимир-Волынского. Теперь мы продолжали путь вместе. Я сел с Кондрусевым в танк.