— Любопытно знать, по каким соображениям Чурин решил преподнести нам такой кислый «подарок» — устроить в городе голодный бунт? Зачем ему это понадобилось? — И посмотрел на управляющего.
— Что вы! Я не думаю… — замялся тот.
— Так почему же вы затеяли этот переучет ни раньше, ни позже? Значит, вы хотите навредить нам?
— Нет, нет, боже упаси! — замотал головой Никодим Аркадьевич. — Тут чисто коммерческие соображения.
— Какие же?
— Все очень просто. Коли Россия начала наступать и выгонит Японию — значит, власть в Маньчжурии переменится. А раз новая власть, будут и новые деньги. Посудите сами: какой же расчет нам отпускать товар за ихние юани? Это все равно что отдавать даром…
— Ну что же, дело ваше. Приказывать мы вам не имеем права. Только я на вашем месте подумал бы об интересах фирмы, которая вас кормит. Вы человек умный. Хозяин не стал бы держать дурака. Зачем же вам играть с огнем? Ведь голодная толпа разнесет все ваши склады до последнего зернышка. Хотите сохранить крохи, а потеряете все. На что вы рассчитываете? Японцев в городе нет. Кто вас будет охранять, если вспыхнет голодный бунт?
Никодим Аркадьевич озадаченно посмотрел на Ермакова и понял, что тот прав.
— Товарищ командир! — моляще заговорил Никодим Аркадьевич. — Мы верим в вашу добродетель и твердо надеемся, что вы, как русские люди, защитите нас от всех бед, не допустите, чтобы эти иноверцы разграбили нашу фирму.
— Ах вот на что вы рассчитываете! Напрасно. Не за тем мы сюда пришли, чтобы охранять склады купца Чурина. Я имею строгую инструкцию не вмешиваться в ваши внутренние дела. Так что уж извините… Мы вам не караульщики.
Никодим Аркадьевич задумался, низко опустил голову, переступил с ноги на ногу.
— Да, тут есть о чем подумать, — тихо сказал он, почесав затылок. — Задали вы нам задачу…
— Задачу поставила перед вами сама жизнь. И вы должны решить ее правильно и немедленно. Повторяю: не играйте с огнем. Не шутите с голодным людом. Он способен на все. Раздумывать некогда. Поздно будет решать, если голодные двинутся на ваши склады и разнесут все дочиста!
— Вы правы, — пролепетал Никодим Аркадьевич.
Ермаков показал на толпу.
— Посмотрите: они уже группируются. Открывайте немедленно магазины, иначе завтра к утру на ваших складах будет гулять ветер. Уж это точно! Бойтесь голодного бунта!
— Спасибо за мудрый совет, спасибо от души, — поклонился Никодим Аркадьевич. — Ведь начальство далеко. Из Дайрена обстановку не увидишь. Вот и шлют глупые депеши.
— Действуйте, пока не поздно.
Никодим Аркадьевич в знак благодарности прижал ладонь к сердцу и заспешил дать приказчикам необходимые распоряжения.
Ермаков вышел на крыльцо. Там его встретила шумная толпа. Китайцы хлопали в ладоши, подбрасывали вверх соломенные шляпы, выкрикивали хором приветственные слова:
— Вансуй, ваньсуй![10]
Ермаков снял пилотку, взмахнул ею над головой, громко крикнул:
— Дорогие друзья! Привет вам из России!
Ему многое хотелось сказать этим голодным, оборванным людям, но он не умел произносить речей, никогда не выступал на митингах и собраниях и сумел коротко, с запинками сообщить лишь самое главное: в Китай пришла Советская Армия, разгромила в боях японских захватчиков. Короткую речь он закончил самым простым и самым, пожалуй, нужным и подходящим в эту минуту призывом:
— А теперь кройте, братцы, в чуринские магазины за кашей! Да варите ее погуще для своих китайчат!
После стихийного митинга командир разведвзвода и его помощник Шилобреев обошли посты, проверили охрану железнодорожного моста и отправились к управляющему на званый ужин. Просторный банкетный зал был залит мягким матовым светом. В простенках висели картины в золоченых рамках. У дальней стены стоял широкий, обитый плюшем диван. Около него стояла ширма, разрисованная хвостатыми райскими птицами. На окнах висели тяжелые шторы с длинными серебристыми кистями. Справа зеленел выложенный под малахит камин, на нем тикали, поблескивая, часы, на которых красовалась фигура женщины с крылатыми ангелами на руке. На большом овальном столе стоял пышный букет хризантем, вокруг которого теснились бутылки с дорогим вином и тарелки с богатыми закусками.
«Вот как они живут, буржуяки», — подосадовал Ермаков, стараясь не обращать внимания на богатое убранство зала, будто всю жизнь пребывал в такой роскоши и едал за такими столами.
— Господа-товарищи, прошу без церемоний прямо к столу, — пригласил Никодим Аркадьевич.
— Тут господ нет, — поправил Ермаков. — Это у вас они еще пока имеются.
— Прошу извинить, дорогие товарищи. Это я в том смысле, что вы есть победители, а значит, господа положения, — поправился управляющий.
Он начал проклинать японцев, которые хотели разорить русскую торговую фирму, пустить ее по ветру. Тягаться с японцами трудно: у них в руках власть. А у кого власть, у того и прибыль.
— Вот потому мы и радуемся вашему приходу, — сказал он. — Потому и мечтали: придут наши и вышвырнут заморских грабителей, освободят наши души. День и ночь молились за вашу победу.
— Вот и хорошо, — хитровато ухмыльнулся Ермаков. — Мы воевали, а вы молились. И общими, так сказать, усилиями свалили ворога, добились победы.
Никодим Аркадьевич наполнил бокалы, оглядел гостей, взволнованно заговорил:
— Дорогие наши земляки, уважаемые гости! Как мы ждали вас и как рады вашему приходу! Нынешний день у нас праздник. Низкий земной поклон вам за то, что вы разгромили этих нехристей. Я предлагаю выпить за вашу победу, за процветание русской торговли в маньчжурских городах!
Иван Ермаков с недоумением поглядел на управляющего, потом сказал негромко:
— Ну за торговлю пускай пьют торговцы. А мне хотелось бы выпить за другое.
Все утихли, насторожились: за что же хочет выпить советский представитель? Ермаков помолчал, оглядел богатый стол, окинул взором дорогую мебель, красивые занавески, потом сказал вроде бы ни с того ни с сего:
— Богато живете, господа хорошие! Куда лучше людей, на чьей земле вы поселились. И вот я хотел бы выпить за то, чтобы у ваших кормильцев, то есть китайцев, было вот так же весело на душе и чтобы вот так же ломились столы от прекрасных блюд и вкусных закусок. Давайте выпьем за их счастье!
Надвигалась темная дождливая ночь. В городе было тихо, спокойно. Ничто не предвещало беды. Но она все-таки пришла нежданно-негаданно, как это часто случается на войне.
В полночь Ермаков получил донесение, что в город вот-вот ворвутся японцы. Он мигом собрал своих подчиненных и сообщил им это известие.
Все с удивлением глядели на командира. Какие японцы, если кончилась война? Ахмет сощурил глаза, будто смотрел в это время на яркое солнце. Сулико в недоумении раскрыл рот. Озадаченный Терехин поскреб в затылке, не понимая, о чем говорит командир. И только танкисты ничем не выказали недоумения — мигом скатились с лестницы и бросились к машине. Война научила их одному непреложному правилу: сначала займи боевое место, а потом выясняй, что к чему и зачем.
«Пятерка нападения» быстро ссыпалась вниз. Надо было скорее обдумать, как организовать оборону, где расставить огневые точки.
Командир взвода вместе с Шилобреевым торопливо прошел к воротам и, встав под их навесом, прислушался. С вечера, не переставая, лил дождь, постукивал по железной крыше, в водосточной трубе однообразно булькала вода. И больше ничего — всю площадь городка закрыла непроглядная ночная темнота. Тишина и темнота.
— Откуда у тебя такие сведения? — спросил Филипп.
— Источник надежный, — ответил Ермаков. — Давай соображать, как встречать гостей.
Задача была нелегкая. Неизвестно, что за отряд на них нападет и с какой стороны нагрянет. А главное — уж очень мало у них сил для обороны: пять человек да один танк. К тому же в танке нет ни одного снаряда — ехали не биться, а мириться. Придется нажимать на пулемет, благо есть патроны.